Голый космос

– Не понимают истинного вкуса, – снисходительно сказал капитан. – А то, что медленно едите, это хорошо. Тридцать три жевательных движения, помните? Ну и молодца. Кто не доволен, кстати, в холодильнике есть тюбики.

Женя и геолог активнее заработали ложками. Вкушать тюбичную еду не хотелось никому. Ее до сих пор в огромном количестве выпускали комбинаты питания. Но космолетчики отказались от тюбиков давным‑давно, и не из‑за синтетического вкуса или желеобразной консистенции, похожей на нечто совсем уж неаппетитное. Нет, им хотелось, чтобы пища хоть немного напоминала домашнюю, земную готовку. Чтобы вкусовые рецепторы ликовали, наполненный желудок довольно урчал, а процесс поглощения пищи остался бы необходимым, но приятным ритуалом. Но, конечно, на всякий пожарный, брали в полет «жидкие консервы». Которые почти всегда нетронутыми привозили обратно.

Единственный, кто не обратил на качество поданного блюда никакого внимания, оказался потомок. Поглощенный в свои мысли, он машинально проглотил всю кашу и, лишь когда потянулся за добавкой, заметил странные взгляды сотрапезников.

– Что? – удивился Павлентий.

– Ты ничего не заметил? – осторожно спросил капитан.

– Заметил, – кивнул парень.

– Ну и как тебе?

– Как, как. Непонятно. Плохо.

Женя победоносно посмотрела на Сан Саныча.

– Так плохо, что все съел? – удивился Эдуард. – Да еще и мало оказалось?

– Не понял. Добавки нельзя, что ли?

Казалось, Павлентий искренне удивился вопросу.

– Тебе нужна добавка? Точно? – осторожно спросил капитан.

– Ну да. Есть потому что хочется.

– Вот! – капитан поднял вверх палец. – Все слышали? Истинно голодный человек не будет кочевряжиться, не станет фыркать и отвергать несоленую кашу! Он понимает всю ценность микроэлементов, содержащихся в ценном продукте!

– А она несоленая? – удивился парень, взял добавку, поморщился и отодвинул от себя тарелку. – И правда. Как вы ее только ели?

– А сам‑то! – воскликнула Женя, а Эдуард хмыкнул.

– Я ее ел? – изумился парень.

– Так, Паша, погодь, – сказал Сан Саныч. – У тебя, поди, в мозгах что‑то перемкнуло. Или, что хуже, у меня. Ты разве не про нее сказал «плохо»?

Павлентий мотнул головой:

– Я не Паша, а Павлентий. Это во‑первых. А во‑вторых, плохо – не про кашу, а про толчок.

– Какой толчок? Который туалет? – спросил капитан. – На корабле он называется гальюн.

– Который потряс корабль, – спокойно объяснил потомок. – Вы разве ничего не почувствовали?

Виктор переглянулся с капитаном. Им обоим казалось, что толчок был не особо ощутимым.

– Такое, друг мой Пашик, иногда случается, – наставительно сказал Сан Саныч. – Особенно во время прыжка.

– Я разве никогда не прыгал? – Павлентий сказал это так солидно, будто прыгает три раза в день перед едой. – То трясет, то, не за столом будет сказано, все нутро выворачивает, то гудит, словно колокол. Но чтобы вещи взлетали в воздух и зависали сами по себе – это что‑то новенькое. И вообще, я не Пашик, а Павлентий.

– Вещи? – осторожно спросил Виктор. – Какие вещи?

Потомок почесал в затылке черенком ложки. Ответил:

– Ну, не вещи, конечно. Детали змеекотского робота.

– Они взлетели? – хором удивились Женя и Эдуард.

– Да, я же говорю. Сперва толчок, а потом они раз – и приподнялись. Повисели немного и пла‑а‑авно так опустились. Или нет. Сперва поднялись, а потом уже, когда толчок, опустились. А, не помню.

– Все? Одновременно? – спросил геолог.

– Кажется, да. Или бОльшая их часть. Даже те куски, которые я уже собрал, ну, там, верхняя конечность, нижняя, половина туловища – вроде бы тяжелые, они тоже того…

– Бывает, – отозвался геолог. – Я слышал, во время прыжков некоторым чудятся голоса, а кое‑кто видит давно усопших родичей.

Бред, подумал Виктор, ничего такого никогда не было, ни голосов, ни видений. Противники прыжковых двигателей, конечно, всякое плетут, но факты, как говорится, не подтверждаются.

Павлентий посмотрел на Гладилина как‑то очень внимательно, понял, что геолог не очень лестно отозвался о его психическом состоянии, начал привставать и пробормотал что‑то типа «слышь, ты, козел».

– Извините, – громко сказал Виктор, – это я не посолил кашу. Забыл.

– Не извиняйся, – сказал капитан.

– А знаете что, – бодрым голосом сказала Женя, – я очень даже неплохо готовлю. Можно я стану заведовать кухней? Все равно заняться больше нечем.

– Очень умные слова, – кивнул Сан Саныч. – Павлик, ты сядь, чаю вон налей, печеньем закуси. О чем это я? Ах, да. Об умных словах. Удивительно слышать их от вас, мадам. Но не могу не оценить инициативу. Готовить – это для любой представительницы женскаго полу намного лучше, чем мечтать о помывке в душе с четырьмя мужиками.

Женя закатила глаза. Даже Виктор вздохнул – сколько можно. Но капитан, похоже, решил не отступать от единожды выбранной линии поведения.

– Вы пошляк, – сказал геолог.

Капитан пожал плечами – мол, что поделать, какой есть.

– Решено, – кивнула Женя. – С завтрашнего дня готовлю я. Витя, поможешь разобраться с автоповаром?

Виктор кивнул. Зря капитан сердится на Женю. Может, если ее кулинарные шедевры окажутся выше всяких похвал, он изменит отношение к девушке. Сейчас, после прыжка, экспедитора уже не выкинешь в голый космос, а терпеть бесконечные перепалки надоело.

 

После ужина капитан объявил отбой. Старпом направился в душ. По пути его остановил Гладилин.

– Виктор, – проникновенно сказал геолог. – Понимаю, что с вашим капитаном общаться бесполезно. Может, хоть ты скажешь, где находится солнце?

– Далось тебе это солнце, – поморщился Виктор.

– Далось, – с нажимом сказал геолог. – Иначе бы не стал спрашивать.

– Мы уже столько солнц пролетели. Какое интересует?

– Наше, родное.

– Ну… – задумался Виктор. – Трудно сказать. Я потом посмотрю по карте, ладно? У тебя кроме солнца еще какие‑нибудь дела есть? Или книжку найти почитать?