Город Бабра

А я и сам не знал, верю или нет. Она опять несла какой‑то бред о духах, о демонах, но… Мои ощущения определенно совпадали с ее описанием. Если трезво оценивать ситуацию, то ведь и правда в моей жизни ничего не изменилось со вчерашнего дня. И на работу эту я давно уже устроился, и соседок своих всегда считал хорошими девчонками, дружно жил с ними в секции. И лампочки взрывались уже не раз, в общаге перепады напряжения – дело вполне обычное, но не припомню, чтобы я когда‑то впадал в истерику по этому поводу. А вчерашнее падение? Да, давно не падал, не спорю. Но это событие явно не из разряда катастроф вселенского масштаба. Но при этом паршиво мне так, как будто душу вынули. Перед глазами снова возник устрашающий образ кошки, поедающей мою точную копию. Меня стало подташнивать.

Однако секундная слабость быстро ушла: чай, видимо, уже оказал на меня свое успокаивающее действие. Я кивнул Аркабалене, давая понять, что я ее понимаю. Верю или не верю – не знаю. Но, кажется, понимаю, о чем она говорит.

– Ну, а почему эти твои… мангатхаи напали именно на меня?

– Скорее всего, просто под руку подвернулся. Такое может случиться с любым человеком. Живет себе обычный человек, а потом вдруг резко ему становится плохо, хоть вешайся. Все, что радовало, становится противным, кажется, что весь мир настроился против тебя.

– И что можно с этим сделать?

– Можно убить мангатхая, который к тебе присосался, тогда его воздействие сразу прекратится. А если это невозможно, то… От этой напасти нет лекарств, извини. Чай дядюшки Сагана, конечно, хорош, но он только слегка восстановит твое душевное равновесие на время. Но отращивать радость жизни тебе придется теперь заново, самостоятельно. Часть людей, попавших под влияние мангатхаев, уже не восстанавливаются, так и видят жизнь в черном свете до конца своих дней. Кто посильнее, справляется как‑то. Сейчас много способов: и книжки всякие по саморазвитию, и курсы йоги или медитации. Кому‑то помогает религия, а кому‑то творчество и рукоделие. Все это работает, каждому помогает что‑то свое. А тебе вот вообще повезло, у тебя есть я!

И Аркабалена улыбнулась мне радостно, так, будто сообщила мне какую‑то великолепную новость, и развела руки ладонями вверх, как ребенок, который выскочил из‑за угла с криком: «А вот и я!» – после удачной игры в прятки, когда его так и не сумели найти. Я же из ее болтовни усвоил только «нет лекарства» и «до конца своих дней». Мне вновь стало паршиво. Мое лицо невольно скривилось в гримасе отвращения, и я спросил со злобой:

– А ты‑то чем можешь помочь?

Аркабалена полностью проигнорировала мой недовольный тон и ответила:

– Так совпало, что я – неплохой специалист по радости жизни. Пусть не настолько крутой, как водитель восьмидесятого автобуса, но тоже ничего. Несколько прогулок со мной по городу, несколько чашек чая в «Капле Волшебства» – и будешь как новенький! Впрочем, тебе тоже придется потрудиться.

Я вопросительно посмотрел на Арку. Она заговорщически подмигнула и продолжила:

– Ты сам должен очень хотеть, чтобы твоя радость снова отросла, и подпитывать ее всеми способами. Например, исполнять свои мимолетные желания. Ну, конечно, кроме таких, которые могут кому‑то навредить. Нет, это тоже сработает, тебе моментально станет легче, но очень ненадолго. А потом все вернется, и к твоим нынешним переживаниям прибавится еще и чувство вины. Делать хорошее – сложнее, но эффективнее в долгосрочной перспективе.

Я задумался. В этой уютной кафешке, обдолбавшись сагандайля, а может, чего‑то еще покруче, что я не смог разгадать, глядя в яркие, большие, блестящие глаза Аркабалены, я уже и так чувствовал себя намного лучше, чем час назад. Да, злость и раздражение еще бурлили во мне, но они уже не были всепоглощающими. Появилось новое чувство, как будто мир потихоньку излечивается, все встает на свои места.

Да, бесит ее бесконечная вера в дурацкие чудеса. Но, если судить объективно, о моем состоянии она говорит, скорее, как обычный человеческий психолог, а не как гадалка со стеклянным шаром. Так что, если отбросить некоторые странные моменты, остается вполне разумный план: радоваться жизни и тем самым восстанавливать свое душевное равновесие. Ничего нового. И ничего невыполнимого.

 

Я художник – я так предвижу

 

Чтобы рисовать, ты должен закрыть глаза и петь.

Пабло Пикассо

 

Мы допили чай и отправились на прогулку. На прощанье дядя Саган подарил мне маленький пакетик молотого кофе, что определенно подняло настроение. Я вообще‑то люблю хороший кофе, но покупать его в комнату в общежитии мне кажется немного неуместным. Хотя кого я обманываю: я просто не могу себе позволить это удовольствие, вот и все объяснение. Впрочем, я обещал постараться не думать о плохом.

Отогнав мысли о собственной бедности, я пошагал вслед за Аркабаленой в сторону улицы Карла Маркса. Там, возле багетной мастерской, выстроились в ряд художники, торгующие своими картинами. Чуть в стороне от них стоял дядечка с мольбертом, небольшого роста, в смешной кепке, из‑под которой выбивалась прядь седых волос. Он рисовал для всех желающих быстрые портреты, а свое портфолио расположил прямо на земле, прислонив к стене ближайшего здания. Я хотел было привычно пройти мимо – живопись меня никогда не интересовала, – но Аркабалена схватила меня за рукав и остановила, сказав:

– Обрати внимание на этого мужчину и на его работы.

Я остановился и присмотрелся. Картины как картины. Мое внимание привлекла одна из работ, прекрасно проработанный акварельный пейзаж с изображением места, в двух шагах от того, где мы сейчас находились. Художники часто его пишут: пересечение улиц Карла Маркса и Ленина, сквер со статуей одноименного вождя народов, роскошное здание Русско‑Азиатского банка, ныне занятое второй поликлиникой. Я смотрел на картину: мокрая техника, влажные от дождя улицы, люди под зонтами. А небо при этом светлое, и сквозь редкие облака пробивается солнце, блестит, отражаясь в лужах. Я любил такой «слепой дождик», когда солнечно, светло, но при этом летят как будто из ниоткуда легкие блестящие капли, сверкая в солнечных лучах. Я улыбнулся, сказал:

– Да, красиво. Невероятная работа.

– Смотри внимательнее, – сказала Аркабалена, – люди на улицах. Отражения в лужах. Силуэты в окнах.

Я присмотрелся. И почувствовал, как холодок проходит сверху вниз по моему позвоночнику. Вся эта милая картинка, на первый взгляд светлая и приятная, оказалась наполнена лишними, неуместными элементами, ужасными в своем противоречии общему фону.

В окне поликлиники можно было различить решетку, которой на самом деле там не было и быть не могло. А за ней темный женский силуэт, схватившийся за прутья, повисший на них, как будто обессиленный, потерявший надежду выбраться.