Город Бабра

Рыжая собака подошла, положила голову мне на колени. Тоже, значит, поддерживает. Специально. Ну, ладно. Я стал чесать ее за ухом, перебирать теплую мягкую рыжую шерсть. Вспомнил, что на ее голове была шляпа, когда мы шли сюда. И когда она ложилась под ноги Аркабалены, кажется, тоже. Я посмотрел вниз, под скамейку.

– Что ты ищешь?

– Шляпу. На Шаре была шляпа, разве нет?

Девушка задумалась. Сказала:

– Да, кажется, была. Наверное, Шара убрала ее.

Я опешил:

– Куда?

Аркабалена пожала плечами:

– У нее так всегда. Вещи то появляются, то исчезают. Это же Шара.

Как же она меня бесит, как же бесит. Я изо всех сил пытался не сорваться и не наговорить опять гадостей. Снова стал очень медленно дышать, считая каждый раз до пяти, представляя себе, как с каждым выдохом из меня выходит злость.

Аркабалена восхищенно смотрела на меня, как будто я прямо сейчас совершал какой‑то невероятный подвиг, спасал не меньше десятка котят одновременно, как минимум.

И это еще больше меня разозлило. Нашлась мать Тереза! Эпишура ракообразная!

Я вскочил, подскочил к ближайшей урне и со всей дури пнул ее ногой. Урна закачалась на подвесной установке, явно предназначенной для удобного вытряхивания мусора. И антивандальной заодно, чтобы урну не утащили. В нашем сраном городишке все время тащат все, что надо и не надо. Я стиснул зубы и снова пнул урну, и еще раз, и еще. Урна раскачивалась, и последний удар получился взаимным. Я взвыл от боли и запрыгал на одной ноге. Меня‑то за что?! Я же не вандал!

Аркабалена и собака с интересом наблюдали за этой сценой, обе слегка наклонили головы вбок, в одну и ту же сторону.

Боль отрезвила меня, и злость наконец‑то улетучилась. Теперь я думал лишь о том, какой я идиот, и как по‑идиотски сейчас выглядел. Стыд – не идеальное состояние, но это все же лучше, чем гнев.

Арка вовсю улыбалась, да и собака, кажется, тоже. С материнской гордостью в голосе она произнесла:

– Ты и правда чертовски хорошо справляешься. Еще немного радости, и будешь в порядке. Знаешь, ты мог бы поехать на Байкал, чтобы быстрее восстановить силы и отрастить защиту на случай, если Маяс снова захочет добраться до тебя!

– Действительно, почему бы не потолкаться в толпе туристов. Это же так весело, – буркнул я в ответ.

– Причем тут туристы? Какое тебе дело до других людей? Байкал – огромный, он, по сравнению с человеком, почти безграничный. Сила его практически неисчерпаема.

Я хохотнул:

– Ну да, в сравнении с человеком и правда огромный. Ты знала, что, если все человечество утопить в Байкале, его уровень поднимется всего на пару сантиметров?

Аркабалена в ужасе замотала радужной головой:

– Зачем топить всех людей, ты что? Я говорю о том, что энергия озера безгранична, и сколько угодно человек могут одновременно ее брать, с него не убудет. Разве что не всем ее дают, эту энергию. Байкал – могущественный и строгий хозяин и неуважительного отношения к себе не терпит. Но ты же, как я поняла, как раз его изучаешь, а такое внимание ему наверняка приятно. Так что давай, езжай.

 

И любви, и радости

 

Славное море, священный Байкал,

Славный корабль, омулевая бочка,

Эй, баргузин, пошевеливай вал, –

Молодцу плыть недалечко.

Русская народная песня

 

Люди, люди, кругом люди. Много, много людей, человеков, мерзких, потных, вонючих, фу.

До центрального рынка я добрался перебежками по дворам, избегая больших улиц, но здесь, на остановке возле Торгового Комплекса, прятаться от толпы стало совсем нереально. Возле того места, где теоретически должна была остановиться маршрутка до Листвянки, уже собралась небольшая очередь. Я встал позади блондинки с маленьким ребенком.

И чего это, интересно, я так упорно прислушиваюсь к мнению психованной радужной девчонки с ее странными идеями? Она не является профессиональным психологом, мелет какую‑то чушь об энергии, упорно витализирует то, что мертво по своей природе, ведет себя в целом довольно неадекватно, а я, словно та прикольная рыжая дворняга, встаю перед ней на задние лапки, пляшу и послушно исполняю ее команды.

Влюбился, что ли?

Я про себя усмехнулся этой мысли. Вот уж в этой области своего сознания я точно способен контролировать эмоции. Любовь – это всего лишь химия, гормональный фон – и никакой магии.

Как только двери маршрутки открылись, все ломанулись туда, забыв об очереди. Меня смело человеческим потоком и потащило в салон. Один из пассажиров, мужчина восточной внешности с сильным акцентом, кричал на весь автобус:

– Здесь занято! И здесь занято! – и тыкал пальцем в сиденья первого и второго ряда, рассаживая по ним свое многочисленное потомство.

Я протиснулся сквозь их шумную семью в конец маршрутки и сел у окна. Рядом со мной на сиденье тут же плюхнулся полный мужчина, прижав меня своим огромным телом к стенке. Я злобно покосился на толстяка. И почему таким людям вообще разрешают ездить в маршрутках? Он же занимает своей огромной задницей полтора сиденья, почему бы ему не выкупить под себя сразу два места и не мешать другим? Я зашевелился, пытаясь удобно устроиться на оставшейся мне половинке кресла. При этом постарался, будто случайно, как можно больнее сунуть свой острый локоть в бочину мерзкого толстяка. Тот виновато посмотрел на меня и немного отодвинулся.

Беспокойное семейство наконец расположилось в салоне: двое мужчин, женщина, трое разновозрастных детей и орущий во всю глотку младенец в коляске, перегородившей вход. Поездка обещала быть веселой, такие прекрасные соседи в жаре, духоте и вони общественного транспорта – просто бонус на миллион.

Я достал из рюкзака наушники и постарался отвлечься на музыку. Включил случайную мелодию – в ушах заиграла одна из моих любимых песен группы «Грот» «Обитатели рая». Мой внутренний монолог был таким громким и яростным, что я не сразу расслышал слова песни:

«С рождения слепой мечтает о зрении,