Город Бабра
Ниже по лестнице мечтам сбивается счет.
Вдруг я понял, как я зажирел на своей ступени:
Чаще, чем благодарен, я обижен и возмущен».
Я перемотал на начало и снова вслушался, заткнув наконец раздраженного внутреннего болтуна.
«Чей мы заняли рай? Кто блуждает под ним?»
Да какой там рай? Разве это рай: ужасная работа с маленькой зарплатой, комната в общаге, в маршрутке воняет, жирдяй прижал к стеночке, и вообще.
«Нам хотя бы приснись, день в небесном саду,
Но глаза, что подняты ввысь, рая вокруг не найдут…»
Ни в какую «ввысь» я не смотрю! Перед моими глазами пролетают мимо деревья, растущие вдоль дороги, и они вовсе не похожи на райские кущи. Самые обычные сосны, березы, ели.
На месте, которое освободилось от злобного болтуна, в голове постепенно возрождался из пепла тот приятный чувак, которому всегда очень нравилась эта песня. Этот новый‑старый жилец нудно проговаривал в такт музыке: «Многие бы действительно мечтали жить, как я. Иметь почти бесплатное, уютное жилье в хорошем районе. Получать одновременно стипендию и зарплату. Проводить важные и интересные исследования. Иметь классных соседок и коллег по работе. И жить рядом с таким чудом природы, как Байкал».
«Из темноты лица людей заглянут в окно,
Где‑то посреди богатств ты раздавлен недовольством –
Каждый из них расписал бы целый блокнот,
О том, как он мечтает жить, если бы тобой стал» – вторила ему музыка.
Я попытался настроиться на позитивный лад, но взгляд зацепился за одну из пассажирок. Женщина стояла в проходе с туалетным ведром с крышкой, держала его в руках, как настоящее сокровище. Я усмехнулся. Да, в Листвянке нет нормальной канализации. Деревня деревней, даром что туристический центр.
Когда маршрутка приблизилась к устью Ангары, девочки, по всей видимости туристки, сидящие впереди нас, чуть ли не вылезли в окно, чтобы посмотреть на Шаман‑камень.
Я хохотнул. Девчонок ждало разочарование. После того, как в 1956 году достроили плотину, вода в озере поднялась почти на метр, так что знаменитая «скала» торчит из воды совсем чуть‑чуть, и отсюда, с трассы, видно лишь небольшое темное пятнышко.
Сама легенда вполне обычная и скучная, ничего особенного. Байкал – отец имеет всего одну дочь – Ангару, что по сути своей правда, ведь из него вытекает всего одна река. Так вот, дочь однажды влюбилась в богатыря по имени Енисей, в другую реку, соответственно, и побежала к жениху. А разгневанный Байкал кинул ей вслед огромную скалу. Дочь все равно сбежала, а скала теперь слегка возвышается над водой в устье реки Ангары и привлекает внимание местных шаманов, искренне уверенных в священности этого куска камня. Поэтому его и называют Шаман‑камень.
Маршрутка уже доехала до конечной остановки. Я вышел из нее и оглянулся. Листвянка не слишком сильно изменилась с тех пор, как я увидел ее в первый раз. Стихийный рынок на пристани превратился в ряды аккуратных бревенчатых палаток и ларьков, да и все на этом. Тот же неуместно огромный розовый отель «Маяк», те же кафешки и магазины с поистине туристическими ценами.
Я пошел вдоль набережной, вдыхая аромат воды. Нигде, ни у какой воды больше нет такого запаха. Гнилая рыба или водоросли – это не про Байкал. Здесь запах чистый, невероятно свежий. Ультра‑олиготрофное озеро, не хухры‑мухры.
Чуть дальше вдоль берега есть поселок Большие ко́ты. Ударение правильно ставить на «О», кОты. Это старинное название обуви каторжан, которые работали на золотых приисках. Там располагается «Пелагическая стационарная станция №1», или «Точка №1». С 1945 года наш институт непрерывно ведет наблюдения в этом месте, отмечая любые изменения в состоянии озера. Такого длительного ряда измерений нет больше нигде в мире. Действительно, «номер один».
Правда в последнее время у меня создалось ощущение, что этот невероятный период наблюдений скоро прервется. К сожалению, государство не слишком заинтересовано в исследовании природы и дальнейшее финансирование проекта под большим вопросом. Очень жаль…
Я шел вдоль берега, любовался спокойной озерной гладью и понимал, что не зря взялся за изучение этого чуда природы. Из 1200 видов его обитателей целых 800 являются эндемиками, то есть не встречаются вообще нигде больше в этом мире, и весь механизм работы озера делает его воду невероятно чистой. Многие считают, что все дело в эпишуре – маленьком рачке, который фильтрует воду. Но это не совсем так, все намного, намного сложнее!
Даст ли мне изучение Байкала ответ на мой вопрос? Смогу ли я перенести механизмы очистки воды в этом озере на другие водоемы?
Мы учимся у животных. Кошачий глаз помог нам изобрести фотоаппарат с диафрагмой и светоотражающие дорожные знаки. Перья совы помогли придумать шумоизоляцию. Идею гидролокации мы подсмотрели у китов и дельфинов, а птицы подарили самолетам закрылки.
Даже застежка‑липучка – это не наше изобретение! Натуралист и инженер по фамилии Мистраль однажды чистил от репейника свою собаку после прогулки в горах и задумался: отчего так трудно отлеплять эти растения от шерсти? И стал автором отличной застежки для одежды и обуви.
Смогу ли я так же научиться у Байкала очищать воду? Было бы здорово, конечно. Наша фантазия ограничена природой. Счастье, что фантазия самой природы безгранична.
Я спустился по лестнице с асфальтированной набережной на прибрежную гальку и пошел вдоль берега, у которого были пришвартованы большие стальные катера – «Ярославцы». Глашатай высоким мелодичным голосом, усиленным микрофоном и звучащий из колонок, зазывал на экскурсию:
– Прогулка по Байкалу на комфортабельном катере, выходим через десять минут, успевайте занять места!
Я прикинул свои финансы и уточнил:
– Куда идти, куда платить?
Мужчина указал на бело‑синий стальной моторный катер типа «Ярославец» с надписью «Гроза» на боку. Подумалось: а не страшно ли им ходить на катере с таким названием? Не боятся привлечь реальную грозу? И тут же себя одернул: что за мистическое мышление! Фу, брысь из моей головы!
Вообще, я ходил уже на таких катерах раньше: институт время от времени устраивал экскурсии для иностранных профессоров и студентов, и я с удовольствием катался вместе с ними. Первое время мне было страшно, меня охватывал ужас перед глубиной озера, воспоминания о гибели мамы вызывали панику, и я держался за перила, сжимая руки до спазма в запястьях. Потом, со временем, привык, расслабился. Нырять с пристани или плавать на глубине по‑прежнему было сложно, но привычная железная махина катера стала для меня островком безопасности.