Господа Игры, том 1

– Может, по мороженому? – предложила она, пока у нее еще была такая возможность.

– Можно даже по два, – с радостью согласился Джимми.

 

В джинсах Тайра чувствовала себя частью Торфиорда: в этот раз никто не оборачивался ей вслед. Она помнила, где надо свернуть, чтобы попасть именно на ту лестницу и в тот коридор, который и приведет ее к кабинету Гудрун: маршрут, каким всего однажды вел ее Горан, врезался в память, словно она всегда знала этот путь, и от этого становилось жутко, будто в ней просыпалась чужая память.

Тоненькая большеглазая секретарша Гудрун все так же пряталась за столом, и, когда Тайра вошла, она приветливо и несколько нервно улыбнулась, легко, как и в тот раз, вспорхнула со своего места и скрылась за дверью начальницы.

Тайра ожидала увидеть Гудрун у окна, но она сидела в своем кресле с высокой спинкой и была похожа на императрицу, только вместо скипетра в ее руке была длинная тонкая сигарета.

– Ты не опаздываешь, – сказала Гудрун.

– Добрый день, мэм.

– Не знаю, не знаю, – она смерила Тайру оценивающим взглядом. – У меня вот не слишком. Горан с тобой?

– Нет, мэм, вы же сказали, чтобы я пришла одна.

– Я думала, ему наплевать на то, что я сказала. Впрочем, если бы он сюда явился, я все равно выставила бы его за дверь. Я хочу поговорить с тобой, Горана с меня достаточно.

Гудрун сделала пару затяжек, выпустила дым в потолок и затушила сигарету. Она успела докурить лишь до половины.

– Сколько тебе лет? – строго спросила она.

– Восемнадцать, мэм.

– И Горан, зная наши правила, говорил со мной о втором курсе!

Тайра промолчала, не услышав прямого вопроса.

– Ты выглядишь старше, чем на восемнадцать, – Гудрун продолжала рассматривать ее, как поддельный музейный экспонат. – Я дала бы тебе двадцать, а судя по тому, что ты показывала на экзамене, и все двадцать два. Поэтому еще раз спрашиваю, сколько тебе лет?

– Восемнадцать, мэм.

– А Горану?

– Тридцать шесть.

– И где же вы меня кидаете? – она задала этот вопрос скорее себе, чем ей, и Тайра поняла, что еще чуть‑чуть – и не сможет сдержать улыбки. – Ты допустила несколько ошибок, хотя могла их и не делать. Ты специально запорола несколько задач, – Гудрун словно зачитывала ей приговор. – Думаешь, мы тут идиоты?

– Нет, мэм, я так не думаю.

– Тогда зачем?

– Не хотела выглядеть слишком умной.

– А ты слишком умная?

– Бывает, – призналась Тайра, – но я стараюсь держать это в секрете.

– Вы с Гораном, наверное, только в таком духе и общаетесь… Так ты боевой маг?

– Нет, мэм. У меня нет диплома. Я окончила только первый курс.

Гудрун задумалась, а Тайра поняла, что только что ей удалось избежать большой проблемы. Если, конечно, Гудрун не задаст тот же вопрос другими словами.

– Скажи мне, аль′Кхасса, почему Ректор Ишанкара до сих пор не заявил о себе открыто?

– Я думаю, мэм, он полагает, что на данный момент у магического сообщества достаточно других поводов злословить и потешаться над Ишанкаром, кроме его персоны.

– Ты думаешь о том, о чем Ректор Ишанкара может лишь предполагать?

– Это просто оборот речи, мэм. Английский мне не родной, но я стараюсь говорить правильно.

– Можешь не пояснять мне про обороты речи, – резко ответила Гудрун. – А ты, я смотрю, лояльна к Ишанкару так же, как и Горан. Именно поэтому его в Торфиорде не особо‑то любят.

– Горана или Ишанкар, мэм?

Тайра понимала, что должна была промолчать, но ехидная фраза вылетела быстрее, чем она успела сжать губы. Сердце почти остановилось.

Гудрун усмехнулась.

– Ты мне нравишься, аль′Кхасса, несмотря ни на что, – сказала она. – Такая же колючая, как и Горан. Умная и ни черта не боишься. Я только не могу понять, с чего бы это! – ее голос вновь стал холодным и металлическим. – Ты честолюбива и самоуверенна, хотя подавляешь это в себе дисциплиной и контролем, и я опять не понимаю зачем. Горан своего честолюбия никогда не скрывал.

– Мне не кажется, что он честолюбив, мэм.

– Ты не знала его в молодости.

– И слава богу.

– Почему – слава богу? – Гудрун заинтересовалась.

– Хоть детство у меня прошло без всего этого безумия про магию и Ишанкар. Есть что вспомнить из нормальной жизни.

Гудрун засмеялась. Тайра не могла даже предположить, что она умеет смеяться, но ее смех был искренним, и Тайра попыталась представить, как Гудрун смеялась в восемнадцать, ведь не просто же так сэр ′т Хоофт приглашал ее на свидания.

– Радует, что ты в своем уме, – резюмировала она. – Кого ты убила?

– Я не хочу отвечать на этот вопрос, мэм, – Тайра моментально стала серьезной.

– Ты испытываешь вину?

– Да.

– А ты виновата?

– Я считаю, что да.

– Значит, другие считают, что нет, – сделала вывод Гудрун.

– Мне все равно, что считают другие, – ответила Тайра, и Гудрун поняла, что девчонка может быть довольно резкой.

– Я ведь все равно узнаю. Рано или поздно.

– Это ваше право, мэм. Но это моя личная жизнь, и я воспользуюсь своим правом не посвящать в нее посторонних, – разговор получался похожим на синусоиду.

– Я заметила, как ты смотрела на мои книги в тот раз. Ты знаешь древние языки?

– Да, мэм.

– Учила сама или с помощью магии?

– И так и так.