Господа Игры, том 1

– А если спросят, где я училась до Торхильдфиорда?

– Мы не скажем. Имеем право промолчать, потому что для школ, которые упустили своих преступников, это позор. Не будем зря позорить ничье доброе имя.

– Понятно, сэр. Ну экзаменов я не боюсь…

– После ′т Хоофта смешно говорить об экзаменах вообще, – хохотнул Горан.

– На что я должна поступить?

– Поступать будешь на Боевую магию, все согласно легенде.

– А должна на что, сэр?

Горан снова усмехнулся.

– Ты слишком умная для восемнадцатилетней девчонки.

– Мне не далее как минуты две назад, исполнилось двадцать.

– Знаешь, чего я всегда боялся? – внезапно спросил Горан. – Что у тебя будут грустные глаза. Как последние полгода. Я очень этого боюсь, Кхасси. Сэр Котца как‑то однажды рассказывал, что было с ′т Хоофтом, когда его дочь умерла. Он сказал, что самое страшное – это когда ты смотришь в глаза своему Некроманту, а в них океан печали и тоски. И ты знаешь, что через время в силу некромантского воспитания этот океан высохнет, и тогда на его месте окажется пустота. Темная бездна, и больше ничего. И тогда всем настанет конец. Сэр Котца сказал, что лучше не доводить до этого, но я и без него это знал и всегда боялся печали в твоих глазах. Не надо, Кхасси. Я слишком долго смотрел в бездну и больше не хочу.

– Если все пойдет по вашему плану, сэр, скоро у вас будет меньше возможностей смотреть мне в глаза.

– Я уж и не знаю, хорошо это или плохо.

Лучше бы он обошелся без сантиментов… Тайра вздохнула и спросила:

– Что еще я должна знать?

– Ты будешь жить в кампусе при Торфиорде.

– Что?!

– Спокойно! – Горан повысил голос. – Легенду надо отыгрывать до конца. Как ты собираешься возвращаться в Ишанкар? Ты будешь новенькой, у всех на виду, особенно у тамошних трейсеров. Мы со Змеем тебя, конечно, прикроем, но лигийские трейсеры тоже не лыком шиты. Это Монсальват и Дрезден, специалисты высокого класса. Гуэрра и Дэвенпорт с тебя глаз не спустят, особенно Дэвенпорт, у него ко мне куча претензий… Так что первое время, пока к тебе не привыкнут, будешь жить в кампусе. Это ясно?

– Так точно, сэр.

– Плюс к этому, – продолжил Горан, – если сэр ′т Хоофт периодически запрещает тебе колдовать, как ты будешь открывать порталы в дни карантина? А перед постэффектом? Один раз мы уже увидели, чем может обернуться для тебя портал под постэффектом, избавь нас всех от второго раза.

Тайра не отвела взгляд только усилием воли. Горан понял, что сказал лишнее, в очередной раз запустил пальцы в кровоточащее и больное, но ее блокировки надежно держали ее чувства и эмоции под замком, и, хотя Тайра выпрямила спину и сложила руки на коленях, как будто он был ее Наставником и отчитывал ее за промах, ни единого отголоска ее печали, о которой говорила Эстер, он не почувствовал.

– Передвижение в магическом мире без порталов невозможно, – Горан сбавил тон, – но твои передвижения придется существенно ограничить. Ишанкар будешь покидать из определенной Змеем точки и возвращаться будешь туда же, но основное время все равно будешь жить в кампусе Торфиорда. Там красиво. Каштаны под окнами, а из некоторых комнат и море видно. Отсюда, само собой, тебя никто не выгоняет. Комната в общежитии все еще твоя, тут ничего не изменилось. Чуть позже, когда освоишься, будешь оставаться в Торфиорде тогда, когда иначе будет нельзя.

– А как я буду объяснять, куда я деваюсь, своим соседкам, сэр?

– Так и будешь говорить: ушла домой.

– В Ишанкар? – с сомнением спросила Тайра.

– Слово «Ишанкар» и все, с ним связанное, придется забыть. Об этом с тобой сэр хет Хоофт поговорит. Домой – значит к себе домой, к семье.

– У меня есть семья, сэр?

– Отец точно есть.

Тайра посмотрела на Горана как на полоумного. Родной отец присутствовал в ее жизни лишь первый год, и с тех пор никто его больше не видел. Навряд ли Горан отыскал его, чтобы втянуть в свою партию. Речь явно шла совсем о другом человеке.

– И кто же он? – наконец произнесла она.

– Я, – ответил Горан, и Тайра не увидела на его лице ни тени улыбки.

Узы раскаленной проволокой впились в кожу, сердце запнулось, и ей стало по‑настоящему страшно.

 

…Тайра стояла напротив дверей Зала Совета, но не могла сконцентрироваться ни на одном из элементов резного узора. Она отчетливо видела все линии, завитки, листья, но с каждым взмахом ресниц они стирались из памяти и вместо них оставались только неясные воспоминания.

Дышала Тайра неправильно, не так, как она делала это в обычной жизни. Тело словно было затянуто в корсет, и она чувствовала, как поднимается и опускается грудь в попытке вместить достаточное количество воздуха, но его все равно не хватало, и ее состояние было близко к обмороку. Пальцы были ледяными, а идеально ровный позвоночник уже начинал болеть, но она не могла позволить себе расслабиться. Она не должна была расслабляться. Не сейчас.

Она ждала этого дня столько лет, шла к этому моменту с тех пор, как стала осознавать, что ее ждет, и желала этого больше, чем чего бы то ни было другого. От финиша ее отделяли только эти старинные двери, двенадцать шагов по мраморному полу Зала Совета и несколько мучительно длинных минут ожидания решения, которое для нее будет формальным, но избавиться от страха и трепета было невозможно. Она сдерживала себя самым строжайшим образом, чтобы ни одна эмоция не прорвалась наружу и не подавила всех в Ишанкаре, но ей самой было сложно представить, сколько требуется для этого сил. Где‑то внутри внизу живота в тугой клубок были скручены волнение и страх, и они мешали соображать, как бывало перед экзаменами или серьезными контрольными.

Двери мягко раскрылись, предлагая войти, Тайра глубоко вдохнула и шагнула в зал.

В ожидающей тишине ее каблуки приглушенно стучали о мраморный узор пола. Церемониал предписывал замереть перед сидящими полукругом членами Совета и поклониться. Она не видела их лиц – с лицами было то же, что и с узором на дверях, – но хорошо различала их души. Все эти годы она боялась не оправдать их доверия, старалась изо всех сил, чтобы соответствовать должности и званию, которое они ей доверили, и теперь остался один шаг до того, чтобы Ишанкар разрешил ей не только служить. Это означало бы, что ее знания и опыт нужны не только ей, а самое главное, что она не чудовище и ее можно освободить из Башни и подпустить к людям. Это означало бы, что Совет, а в их лице и Ишанкар, наконец‑то принял ее такой, какая она есть, как много лет назад принял ее сэр хет Хоофт.