Грибники

Осмотревшись и убедившись, что они одни, Кристина решила все‑таки поговорить.

– Ну что? – обернулась она. – Честно говоря, мне эти «дружеские» отношения, в которые ты якобы провалился, ни с какой стороны не уперлись. Я в такие игры давно не играю. Хочешь общаться – веди себя нормально, предупреждай о своих исчезновениях и объясняй их, не хочешь – катись.

Дима сложил руки в молитвенном жесте.

– Прости еще раз… не важно, нужен я тебе или нет, но хотя бы прости. И – я уйду.

– Прощаю, – выдохнула Кристина. – Иди.

Дима исполнил глубокий поклон, попятился и исчез за поворотом аллеи.

Кристина замерла, задумавшись, потом улыбнулась. Какой‑то детский маразм, говорила она себе. Дима этот.

На севере ночи в этот период года были почти белыми, а южнее, где они сейчас работали, уже в десять часов опускались сумерки. И темнело довольно быстро. Правда, в отличие от севера, вечерами никто не мерз, и можно было до двух ночи бегать в джинсах и футболке. Значит, подумала Кристина, если завтра Дима появится вновь… надо будет как‑то обновить прическу. Челку, что ли постричь?

Схватив упомянутую, она проверила, дотягивается ли та до кончика носа. Дотягивалась. Стричь еще рано, но можно…

– Кристина?

Голос, сильно ниже Диминого, прозвучал сзади.

– Да?

Вздрогнув и выпустив челку, Кристина обернулась.

– Я смотрю, вы – роковая женщина, – произнес Джафар, с подчеркнутой вежливостью наклонив голову. Он явно застал не только манипуляции с челкой, но часть предыдущего разговора. – Однако хочется верить, что мне больше не придется никого вытаскивать из петли.

Вопреки испытанной ею напряженной и даже злобной досаде, Кристина со всей возможной беспечностью дернула плечом.

– Если он только прямо сейчас не повесится, – с нарочитой, сварливой беззаботностью сказала она. – А вы подслушивали, да?

Джафар обошел ее и положил руку на свою калитку.

– Видите ли, я тут живу, – сказал он с ироничным смущением. – К тому же участники навязанной мне сцены повышали голос, как герои дешевых сериалов. А что до петли, то я не о Чекаве; этого фигляра я бы вытаскивать не стал.

– Он не фигляр, – обиделась Кристина. – Просто эмоциональный.

Джафар недоверчиво приподнял бровь, затем молча кивнул – мол, убедили – отворил калитку и прошел внутрь.

Кристина разозлилась.

– А что, это ваша обязанность, – крикнула она вслед Джафару, – всех из петли вытаскивать?! Больше некому?

Механик остановился.

– Да, я это часто практикую, – безо всякого раздражения поделился он. – Как наименее цивилизованный из здешних обитателей.

*

Вот уже второй час, Данка, изнывая от жары, билась с огромной таблицей по закупкам медпринадлежностей. Аптека в поселке была одна, но хорошая, в ней было даже то, чему в стране никак быть не полагалось. Например, противомалярийные препараты. И это не могло не настораживать уже и без того настороженную Данку.

Где, спрашивала она себя, хоть какие‑то файлы за прошлые годы? Расходы, доходы, закупки, утилизация – ничего нет! Все подтерто. А зачем подтирать? Все бумажные документы тоже с первого января этого года.

Когда она спросила Альберта, почему они не оставляют хотя бы формы таблиц от предыдущих лет – ведь это так удобно! – он ответил в том смысле, что, мол, формы каждый год меняются. А готовые документы в бумажном виде сдаются в архив, и если в архиве вдруг что‑то становится надо, то можно оформить разрешение, принести его библиотекарше Зое Ивановне и затребовать нужные документы.

Дана ощутила глубокую досаду. То, что могла бы принести Зоя Ивановна, вряд ли раскрыло бы ей тайны Эйзенвилля. А тайны, как она подозревала, у поселка есть. И лучше бы быть готовыми к ним заранее.

Однажды в разговоре с Сашей Эстерхази она выразила недовольство отсутствием старых документов. Тот, по своему обыкновению, рассмеялся.

– Наш дорогой Альберт, – объяснил он шепотом, оглядываясь на дверь, – очень не любит завалы на столах и в шкафах. Так и живем, как гладиаторы – без прошлого.

– Главное, – пробормотала недовольная Дана, – чтобы не без будущего.

– Будущее неведомо никому, – просто сказал Эстерхази. – Но у меня тоже много поводов быть недовольным. Например, тот же Альберт вот уже два года игнорирует мою просьбу сделать у нас хлебопекарном цеху вакансию кондитера.

– Так это ж придется столько всего закупать, – мстительно заметила Дана. – Скоропортящегося. А есть это будут не все…

– Регина и дети Регины, – Эстерхази воздел палец. – И даже, между прочим, мой кролик. Он постоянно сжирает то, что ему не положено.

– Зоозащитников на вас нет, – пробурчала Дана.

– Вот на них вакансий точно не выделят, – рассмеялся Эстерхази.

*

Дана вытерла вспотевший лоб. Чертова жара, чертов поселок, чертов Альберт. И Наташка. Из‑за нее она здесь сидит, из‑за наркоманки паршивой. Вот если бы ей еще тогда, в детстве, сказали: ты можешь упарываться по препаратам, но помни, что из‑за этого твоя сестра должна будет работать с бумагами в странном поселке, обслуживающем лечебные грибы (чтоб им пусто было)? Что сделала бы Наташка?

Внезапно ее посетила странная мысль: а если в эти пять лет Наташка умрет, нужно будет отрабатывать прочие годы, или нет? Зря все‑таки Кристинка не взяла с собой книжку. Спросили бы у графа. Вдруг можно.

Задумавшись, она потеряла счет времени и очнулась только тогда, когда от пребывания в одной и той же позе заболела спина.

Закрыв таблицу, Дана вышла в коридор и прислушалась. Из комнат долетали короткие диалоги. Был слышен голос Альберта.

Подойдя к его комнате, Дана прислушалась. Альберт разговаривал с Региной.

– Четыре смены не решат вопрос, – говорила она. – Ворота все равно придется чинить, так что жду сметы от инженеров.

– Инженер у нас один, – ответил Альберт. – Даже половина инженера, потому что полставки. На остальные полставки он рейдер.

– А разве не две ставки было?

– Если и да, то не при мне.