Грибники
– Альберт! Что за самовольное сокращение персонала! – повысила голос Регина. – Инженеров всегда было два! И, кстати, вы еще неделю назад обещали мне дубликат ключа от архива.
– Он у Ингры, – буркнул Альберт. – Зайдите к нему и возьмите любой из четырех, они у него в коробке на стеллаже. На бирке написано «лодки».
– Остроумно, – отрезала Регина, и Дана поняла, что администраторша собирается покинуть кабинет.
Шмыгнув за угол, Дана затаилась, пережидая стук каблуков.
Значит, «лодки». Очень смешно.
*
– Ты простила меня? – Чекава снова догонял Кристину. – Я тут решил подарить тебе то, что ты не сможешь передарить Рэнни.
– Если это какие‑нибудь розовые трусы, – съязвила Кристина, притормаживая, – то ты ошибаешься. Они не относятся к вещам, которые нельзя передарить Рэнни. Он прибьет их на стену и станет всем рассказывать, что отнял их у богини Кали… или кто там еще может ходить в розовых трусах.
– Я долго думал, – сказал Чекава, – и в итоге придумал.
Кристина остановилась. Ей льстило, что о ней долго думали.
Дима, ухмыльнувшись, вытащил из барсетки маленькую открытку. На внешней стороне было изображено что‑то из путешествий: голубое небо, фреска типа египетской, пальма.
Внутри Кристина увидела написанное от руки стихотворение:
Как в кубок воли не налить вины,
Не развернуть к весне средину лета,
Нельзя убавить громкость тишины,
Потерянной, как мелкая монета.
Из всех теней, отмеченных скорбя,
В аскезе неумелой, емкой фальши,
Нет ближе никого, кроме тебя,
И сообразно, никого нет дальше.
Ты – альфа и омега долгих зим
Унылая струна полночных бдений.
Безэмоциональный псевдоним
Оброненный книгой сновидений.
Те люди, которые как с тобой,
Они на самом‑то деле с ними.
Как только здесь протрубят отбой
Там – только туже затянут лини.
Из рук их брать нельзя ничего.
Их краски в рисунках шевелятся ночью
С ними захочется одного –
Быть тем, кто уже ничего не хочет.
Таись и жди, пока морок тает
Остави, в памяти не храня!
Ты увидишь, что это тебя спасает
И тогда
Ничего.
Не бери.
У меня.
Прочитав, Кристина некоторое время всматривалась в лицо Димы. Тот смотрел, не моргая.
– Ты определенно психопат, – выдавила она наконец. – И да, ты прав. Такое я не решусь подарить Рэнни.
– Я ничего плохого не имел в виду, – прошептал Дима. – Просто я хотел сказать, что душа человека… она как бы двулика. И когда я говорю с тобой, это… это меня исцеляет, понимаешь? Я только что осознал. Ты словно свет, на который я не имею никакого права, но который вижу…
– Подожди, – Кристина подняла ладонь и осмотрелась. Они были одни, и опять в тени аллеи, ведущей к гаражу. Только вот Рэнни у дерева теперь не было.
Чекава покорно замолчал. Зрачки его серых глаз были огромны, и он не моргал. И даже, кажется, не дышал.
– Хочешь, – тихо спросила Кристина, – я тебя поцелую?
Он сглотнул и сделал движение навстречу.
…Ничего подобного у меня еще не было, думала Кристина, обнимая свитер, так и не пропахший навозом достаточно сильно для того, чтобы в него не хотелось вонзить ногти.
В этот вечер она ощущала себя больно, неоправданно счастливой. Смущало лишь одно: когда все последующие дни она думала о Диме, он казался тусклым и непонятным. Не выглядел, как предмет, который можно безнаказанно идеализировать.
Но Кристина старалась.
*
– Ключ от архива прошлых лет находится Джафара, – убежденно сказала Дана.
– Попросить?
Дана нахмурилась.
– Попросить‑то можно. Только вот после этой просьбы лететь мы будем далеко и долго.
– Тогда я не знаю. И, если хочешь знать мое мнение – у тебя паранойя.
Дана не обратила на слова подруги никакого внимания.
– Может, – вдохновенно подняла она вверх указательный палец, – его соблазнить?
Кристина закатила глаза.
– Его? Да ты что? Проще Альберта.
– Он женат. Хотя любого мужика можно совратить. Ща… где‑то было…