Грибники
Странное дело, но из игрушек для психики на полках стояла в основном русская и зарубежная классика: Пушкин в трех вариантах, томик Жуковского, полное собрание сочинений Толстого, письма Чехова, Льюис Кэррол… И только две нижних полки содержали нечто, что еще можно было тематически отнести к «сумрачным» темам: сочинения Изидора Дюкаса, жизнеописание Алистера Кроули, что‑то там про Мерлина, истории о Стоменове, безвестные старинные журналы под названием «Кромка бытия», издания на немецком языке и на иврите, подпольное евангелие от кого‑то с нечитаемым именем и масса неведомых непосвященным жизнеописаний. Одно из них привлекло внимание Кристины исключительно красотой обложки: потемневшие бронзовые уголки, мятые бронзовые же кромки, а с краю – встроенный замочек для миниатюрного ключа. Буквы на кожаной обложке тоже когда‑то были из бронзового порошка, но частью потемнели, частью осыпались, поэтому прочитать название не представлялось возможным. Оглядев кабинет, Кристина уже отчаялась было отпереть этот источник ненужных ей знаний, однако в щели между полками что‑то блеснуло тонким желтоватым полукругом. Воспользовавшись счетом за электричество, Кристина пошарила в щели и уронила себе в ладонь украшенный завитушками ключик, по размерам вполне подходящий к скважине.
Отпиралась обложка с одного поворота. Тут бы Кристине насторожиться, конечно. Надо сказать, она и занервничала – снова осмотрелась, ощутила некоторый холодок, прислушалась. Из углов ничего не выскочило, и она, заинтригованная, открыла книгу.
Страницы, хоть и не новые на вид, были напечатаны явно не в позапрошлом, а скорее в прошлом, только что закончившемся веке, в основном русскими буквами, а заглавие на титульном листе гласило: «Некоторые магические затеи графа Виђена Гнедиčа» – и дальше, мелким шрифтом – «и их результаты, изложенные писарем Иммануилом Шнайдером, с его, писаря, комментариями».
Вот только комментариев зануды‑писаря не хватало, подумала Крис и закрыла книгу.
Заперев ее и пробежав еще раз глазами ряды русских и зарубежных классиков, Кристина открыла шопер и начала складывать туда все, что приглянулось. Кое‑что из «сумрачного» раздела тоже частично взяла – вдруг там есть что‑нибудь, чтобы нейтрализовать злого ветврача Влада? Может, ему книжку про Дракулу подарить? Тезка вроде.
С лестничной площадки уже давно не доносились голоса соседок, и когда Кристина выходила, то увидела, что на площадке она совсем одна.
Когда они все успели исчезнуть? И кто теперь запрет квартиру?
Вдруг, когда в сумку легла первая колдуньина книга, ее занесло в какой‑то странный мир? Все‑таки следовало что‑то отшептать, наверно.
Вернувшись в комнаты, Кристина остановилась перед входом в «ритуальную», где лежал испещренный знаками ковер, и сказала:
– Роза Авдеевна… я прошу разрешения взять некоторые ваши книги, чтобы спасти их от помойки. Я буду обращаться с ними бережно, батю к ним не подпущу, ну если только Лешке дам почитать… вы позволите?
Никаких порывов ветра или упавших с полок предметов не последовало, поэтому Кристина, осторожно пятясь, снова вышла в коридор. Плечо под тяжелой сумкой начинало ныть.
– Ну вот, – встретила ее на лестничной клетке тетя Зухра, – вышла, наконец‑то… набрала книжек‑то? А то тут ещё желающие были. Но я выгнала, пусть сначала наш подъезд. Мы эту, да простит меня Аллах, ведьму, двадцать лет терпели.
– Угу. Спасибо, тетя Зухра.
– Давай, теперь я квартиру закрою. Сама донесешь?
– Угу. Спокойной ночи, тетя Зухра.
…По возвращении отец уже во всю храпел, а мать на кухне заваривала себе чай.
– Много чтива‑то? – спросила она устало. – Куда ставить будем?
– Так, было кое‑что… пойду, разберу.
Мать кивнула.
*
Субботним утром спится хорошо, и Кристина пробудилась только часам к одиннадцати. Отец был тих, бледен и вежлив, мать, как всегда, хлопотала на кухне.
«Никогда не выйду замуж», – в который уже раз решила Кристина. Потому что если за бедного – то вот так всю жизнь хлопотать, а если за богатого – то он наверняка капризный и злой, как ветврач Влад.
При мысли о богатых внезапно прояснилось то, что с момента пробуждения присутствовало в Кристининой голове. Сон! – вспомнила она. Ей же приснился этот странный, запертый за бронзовый замок граф Яков Виджен Гнедич (кажется, так читалась его странная фамилия)!
Снилось, что шла она по черному полю с высокой травой, в небе были одновременно Луна и Солнце, и их было плохо видно из‑за серого тумана, а впереди, на горе, стоял замок этого графа. От замка можно было рассмотреть только ворота и часть стены.
– У него все просят неисполнимого, – говорил кто‑то рядом голосом тети Зухры, – например, вылечить больного ребенка или вернуть умерших. И он все может исполнить. Только в обмен назначает срок служения, и человек должен служить ему столько, сколько он назначит. Если человек умирает раньше срока, то служит графу положенные годы еще и после своей смерти. В день граф принимает только одного человека и только до пяти часов. Потом ворота закрываются.
Откуда‑то Кристина знала, что уже без пяти пять, и ей нужно успеть. Возможно, как это бывает в снах, прямо над воротами висели услужливые часы с черным циферблатом и полированными золотыми цифрами.
«Как Золушке вернуться с бала, пока замок не превратился в тыкву?» – спросила она себя.
И побежала. Но, как это тоже часто бывает в снах, сколько бы она не рвалась вперед, ворота замка, украшенные теми же символами, что у колдуньи на ковре, не приближались, а воздух становился все более вязким и отбрасывал назад, словно резинка. Переступая через его упругие, невидимые тяжи, Кристина упрямо рвалась вперед – терять‑то нечего! – и думала, ни на миг не забывала о воротах. Помнилось, что это сон, и если во сне забыть о предмете, он непременно исчезнет.
А ей позарез надо было кое‑что попросить у графа.
Золотые стрелки над головой отсчитывали последние секунды; ворота скрежетали, закрываясь; с громким криком живого человеческого протеста Кристина прыгнула вперед, в щель между черными створками, за которой все так же клубился серый туман и едва просматривались вожделенные стены.
И – благословенно пространство снов, отметающее ненужные скучный путь меж пунктом А и Б! – сразу оказалась в большом зале с лестницами.
Никто ее не встретил, и куда идти, она не знала.
– Можно никуда не идти, – сказал голос из мутного небытия, и туманная завеса раздвинулась, как занавес в театре.
Граф Гнедич стоял перед ней на одном из квадратов черно‑белого, как шахматная доска, пола; Кристина только не запомнила, на белом или на черном.
– Здравствуйте… э… ваше сиятельство, – пробормотала она, припомнив, как принято обращаться к графам.
