Грибники

Правда, возражала она мирозданию, они тут давно живут, и возможно именно эти образы и формулы спасают их от белого. Кто знает.

…Через полчаса Егерь все же накинул на нее телогрейку и все порывался обнять. Подтянулись еще двое сонных поселенцев, представились Серегой и Левой.

А вот теперь я уже не могу встать, думала Кристина, с усилием заставляя работать свой одурманенный страхом, обидой и алкоголем мозг. И все же она попыталась.

– Сиди, – пришлепнул ее Егерь, – слушай мою исповедь… грешен я…

«Твою мать». Кристина посмотрела на свои руки. Руки дрожали.

*

Где‑то далеко кричала сова, стрекотали кузнечики, а дым от догорающего костра поднимался ровно в небо, знаменуя штиль.

– Водички нет? – попросила Кристина.

– Весло, принеси даме водички, – сказал Егерь. – В закрытой, мать твою, бутылке. А то дама пить не станет. Ну, я б на ее месте не стал.

Поселенцы подобострастно хмыкнули.

Весло поднялся с чурбака, хекнул, удалился в темноту, где просматривалась улочка, образованная построенными из горбыля домами. Когда Весло открывал бутылку, Кристина видела, как отлетело фабричное колечко.

Кристина сделала глоток. Вода показалась странной.

Когда бывшие зеки в очередной раз заржали, он поднялась и сделала шаг, однако ощутила такое сильное головокружение, что вынуждена была снова сесть.

– Я, пожалуй, пойду, – сказала она, осипнув.

– Да посиди с нами, ты чего, – забубнил Весло, глядя себе под ноги. Егерь поощрительно улыбнулся, и Кристина заметила, что зубов у него примерно два.

– А что ты зубы не вставишь? – спросила она.

– Это надо в город ехать, – объяснил за Егеря Весло. – Здесь зубрих нет. А в городе нас никто не ждет…

– Ждут, но не те, – заметил Дворник.

Сергей подбросил дров в костер.

– Уже полдвенадцатого, – жалобно сказал он. – Пора, что ли…

Все посмотрели на Кристину. И совсем не так, как на гостя, которому пора уходить.

Влипла, обреченно подумала та. Надо первой схватить нож. Хотя лучше не хватать, если не умеешь пользоваться.

*

Несмотря на неумение, она все же отметила местоположение ножа, которым резали хлеб, и начала лихорадочно придумывать план Б, понимая, что он будет провальным. Подступала паника.

А хозяева никуда не торопились.

И когда Кристина уже мысленно попрощалась сама с собой, за костром зашуршало, ворота звякнули, и на поляну вышел еще один человек. Костер высвечивал старые джинсы и футболку. Пришедший остановился на краю поляны и снова чем‑то звякнул, по звуку значительно более мелким, чем сетчатая ограда, но тоже металлическим.

– Вечер в хату, – произнес он тихо.

Кристина почувствовала, как развеивается хмель. Вот уж кто точно… а может, они для него все и делали…

– Вечерочка, начальник.

Егерь поднялся.

– За крестовинами пришел? Мы только три спилили.

Егерь нервно щурился, потел и суетливо потирал руки. Весь его облик выдавал неожиданный, резкий испуг, Кристине непонятный.

– Я просил четыре, – сказал Джафар, выступая на свет. – Кто у вас тут?

Весло как‑то поджался и отодвинулся в тень.

– Барышня зашла передохнуть, – просипел он.

Суетливо поднявшись, Весло развел руками. – Мы уж предлагали до вас проводить, но видно девка крутую обиду на кого‑то кинула. С вами, говорит, сидеть буду…

Как они проницательны, с горечью подумала Кристина. У меня ведь наверняка все на лице написано.

Сделав несколько быстрых шагов, Джафар обогнул костер, наклонился, грубо схватил ее, вонзив пальцы под ключицу, и поднял на ноги. Что‑то странное случилось с его лицом. И без того рельефное, оно стало гротескно резким, бледным, и как будто нарисованным на страшной картинке.

– Тащите заказ, – бросил он через плечо. – А вы, Кристина, идите вон туда, – он кивком указал сторону, – и ждите меня там.

– Угу, – сказала Кристина, ощущая, как футболка прилипает к спине от холодного пота.

Он меня спас, подумала она. Он… в каком‑то странном состоянии меня спас. Или это я слишком пьяна.

*

Некоторое время они шли торопливо и молча. Джафар держался сзади, и Кристина слышала, как стукаются друг об друга неведомые детали – «крестовины» – в его холщовом рюкзаке.

– Надеюсь, – тихо сказал, наконец, Джафар, уже совершенно нормальным, слегка усталым голосом, – что вы не обижены на меня. За то, что в третий раз не позволил вам уже окончательно стать жертвой.

– В третий?

– Сначала ваш начальник; потом… я слышал, как вы еще в самолете рассказывали про вашего отца, страдающего алкоголизмом.

– Вы же были в наушниках.

– В салоне есть микрофоны.

– Черт… а дальше?

– Сегодняшний вечер.

– Да ладно. Они же давно… ну, отсидели, исправились.

– То‑то вы были полупрозрачной от страха.

– Это правда. Я как‑то не заметила, что меня занесло на кичман. Они не давали мне уйти.

– Неудивительно, – ответил Джафар. Потом помолчал, словно бы на что‑то решаясь, и продолжил речь вопросом: – Отсидели… А знаете, за что сидел Егерь?

– За что?

– Убивал туристов в лесу. А если среди них были дети, он оставлял их… с трупами их родителей.

– Господи…

Кристина остановилась. Джафар остановился тоже.

– Серега по кличке «Десятка» – людоед, – безжалостно продолжал он. – Только уже в городе. Он отловил десяток девушек и сварил из них…