Качели времени. У времени в плену

Ну а когда действие обряда прекратил Саша… К тому времени мы были связаны им уже больше четырёх лет, поэтому мне показалось, будто просто‑напросто меня разорвало на части. Одна часть – это я сама, а вот другая была далеко‑далеко, на мацтиконской базе. Александр впоследствии признался мне, что испытывал примерно то же самое и в момент нашего рассоединения ощутил такую боль, что даже ненадолго потерял сознание. А сознание он теряет вообще‑то очень редко и никогда из‑за боли.

Конечно, можно вспомнить, что именно в тот момент в мужа выстрелил мацтикон и заявить, что сознание он потерял именно из‑за этого. Но тут я бы поспорила. Дело в том, что во‑первых, выстрел получила ещё я, а значит боль и последствия – всё должно было достаться мне. А во‑вторых Дан объяснил, что во время применения мацтиконского оружия человек боли не испытывает, просто не успевает. Да и иного она характера должна быть, если вспомнить, что оружие мацтиконов мгновенно выжигает всё изнутри.

Боль Саши, как и моя, была не физического характера, а психологического. Отделять одно от другого мы научились. И, естественно, пробыв больше четырёх лет почти одним человеком, терять часть себя очень больно.

К счастью, конкретно в тот момент нам было не до смакования собственных ощущений. Алекс тратил все силы на то, чтобы не заморозиться окончательно, а я, некоторое время провалявшись без сознания, преисполнилась решимости освободить мужа. Не до сантиментов тут было.

К счастью, потому что, анализируя собственные ощущения, можно было просто сойти с ума. Собственно, последствия разрыва обряда мы чувствуем и сейчас. Поэтому и хотим воссоединиться.

Прав был кто‑то из великих, утверждая, что в работе мы забываем о печалях, крадущихся за нами по пятам. Так оно и есть: пока я была занята освобождением Саши, а он, в свою очередь, тем же самым, боль от утраты связи друг с другом не давала о себе знать. Зато когда мы наконец‑то воссоединились и успокоились, в полной мере удалось прочувствовать, насколько не хватает нам умения читать мысли друг друга, чувствовать то же самое, что и партнёр… Конечно, можно научиться жить, как все нормальные люди, но нам хотелось снова вернуть частичку себя, ту частичку, которая есть в супруге. Это ведь ни с чем несравнимое ощущение, от которого очень сложно отказаться.

А всяких там неприятностей, которых опасается Дан, мы не боимся. Ну в самом деле: что может ещё с нами случиться, тем более по вине обряда? Он ведь направлен на добро и созидание, а плюс на плюс всегда даёт плюс. Это даже математически доказано!

Дания протянула мне яблоко и нож. Я поморщилась: самая неприятная часть этого обряда. Не скажу, что боюсь боли, особенно после всего того, что выпало на мою долю, но резать себя как‑то не очень люблю. Но, ради важного дела, придётся немного потерпеть.

Разрежу‑ка я сначала яблоко! И, едва эта мысль пришла мне в голову и я полоснула ножом по фрукту, как удалось сделать и второй важный надрез, прямо как в прошлый раз. Что же я такая везучая‑то?

Зато Алекс не медлил ни секунды. Отобрав у меня нож, он полоснул им по ладони. Затем мы приложили половинки яблока к надрезам и уставились на Хроносов. Настал их черёд, ведь только участие в обряде всемогущих обеспечивало нам возможность управления телами друг друга.

Как и в прошлый раз, всё вокруг нас исчезло. Свет померк, и в абсолютной темноте мы остались одни. А нет, не одни – вот, как и тогда, к нам спешат Даниил и Дания. Но в этот раз наши хозяева времени решили обойтись без мантий, правда, торжественность и жуткость события это ничуть не умаляло: всемогущие умеют быть грозными и величественными, когда того требует ситуация.

Мы с Сашей взялись за руки и Хроносы положили свои ладони поверх наших, будто бы (а может и в самом деле) благословляя. Опять зазвучали незнакомые слова, то ли молитва, то ли заклинание… Хотя какая разница, главное, чтобы не проклятие! Моё уже натренированное ухо уловило знакомые сочетания букв и я поняла: всё произносится на латыни. Надо будет потом спросить у Даниила, что же они всё‑таки такое говорят. Или вообще попросить какой‑нибудь научный труд о данном обряде. В существовании последнего, как и в присутствии его в библиотеке нашего учёного, я нисколько не сомневалась.

В этот раз я не была столь напугана и шокирована, как в прошлый, а потому позволила себе повертеть головой по сторонам и посмотреть, что же вокруг происходит во время данного действа. Не зря я это сделала.

Мы все вчетвером как будто неслись сквозь время и пространства по дороге из звёзд. Вокруг нас выстраивались, как солдаты на параде, планеты. Мелькали молнии, расцветали радуги, пролетали хвостатые кометы… И всё этов совершеннейшей тишине, прерываемой лишь голосами Хроносов, которые слились уже настолько, что даже я перестала различать их.

Внезапно что‑то пошло не так. Нет, внешне всё выглядело нормально, но, как телепат и эмпат я почувствовала, что что‑то не ладится. Сверкнула молния, Дан удивлённо вскинул глаза, а я, так же удивлённо, посмотрела на мужа. Дело в том, что даже после прерывания обряда я, благодаря моим только что упомянутым способностям, могла чувствовать его настроение, ощущения и мысли. Ровно до нынешней секунды Саша был для меня открыт. А сейчас, вместо того, чтобы чувствовать его, я будто наткнулась на невидимую, но очень крепкую стену. Но ведь должно быть ровно наоборот!

Сверкнула вторая молния, и мы все едва устояли на ногах от грохота, последовавшего вслед за этим. И, едва всемогущие сказали последнее слово, ударила третья молния. Ударила прямо в нас: я почувствовала, что руки мои будто находятся в огне, вскрикнула, и в следующее мгновение упругий порыв силы оттолкнул меня от мужа и Хроносов.

Моргнув, я обнаружила, что картинка сменилась. Мы валялись в четырёх разных углах лаборатории. Посередине её, в том месте где мы только недавно находились, лежало гнилое яблоко. Не надо быть прорицателем или знатоком всяких таких обрядов чтобы понять по этому знаку: ничем хорошим дело не кончилось.

Я огляделась. Даниил, не менее ошарашенный, чем я, поднимался с пола. А вот Дания, замерев, смотрела в другой угол. Проследив за её взглядом, я увидела своего Сашу. Или не своего? Более чужим я его раньше не видела. Какой‑то холодный и отстранённый, он один устоял на ногах, и сейчас наблюдал за тем, как все мы приходим в себя.

Я вскочила, и попыталась броситься к мужу, но всё тот же порыв оттолкнул меня. Предприняла ещё одну попытку, и вновь оказалась на полу. Удивительно, но Алекс даже не обратил внимания на это! Хроносы тоже только молча наблюдали, но их‑то как раз можно понять: если не знаешь, что делать, лучше погоди делать что‑то вообще. Вот только я этому правилу следовать не могу, ибо всеми своими чувствами, сколько бы их ни было, ощущаю, что случилась беда. Правда, не могу пока понять, какая именно.

В третий раз бросившись к Александру, я даже не успела достигнуть того барьера, при помощи которого он (в этом у меня появилась стойкая уверенность) отгородился. Просто была пригвождена к месту его взглядом. Карие, добрые глаза, всегда так по‑тёплому смотревшие на меня, в этот момент были почти бесцветными. И очень хорошо в них можно прочитать теперь равнодушие, и даже какое‑то обособление.

Я внезапно испугалась собственного мужа. От него исходило ощущение силы, но не той доброй и надёжной силы, которой он обладал раньше, а что‑то иное. Раньше, глядя на своего супруга, я понимала, что он всегда придёт на помощь и защитит: этакая каменная стена, за которой можно спрятаться и забыть обо всём на свете. Теперь же его сила была другой: опасной, грозной. И это мне очень сильно не понравилось. А ещё не понравилось то, что несмотря на все попытки, я не могу прочитать его мысли и понять, что он чувствует. Саша отгородился, и по‑прежнему оставался для меня недоступным.