Когда растает прошлогодний снег
– Кккакой ребёнок? – Семья была в шоке от такой новости.
– У нас с Петром будет малыш. – Ева произнесла каждое слово четко и медленно. – Я понимаю, что вам нужно обсудить все в кругу семьи, поэтому с вашего позволения я переоденусь и попрошу вызвать мне такси до дома.
Девушка вышла из гостиной и через час уже ехала домой упаковывать вещи для переезда к жениху. Но Пётр в этот день не позвонил.
Глава 3
Жизнь у Антона как‑то сразу не заладилась. Ему было три года, когда мать поздно вечером напилась с сожителем палёной водки и до утра не дожила, померла. Он несколько дней просидел один в квартире: тихо‑тихо, кричать было нельзя, а то мать может и ударить тем, что под руку попадётся, – пока дверь не выломали слесарь с участковым милиционером.
Потом детдом.
Даже сейчас, вспоминая тучную директрису, пахнущую какими‑то дикими духами, как будто она обливалась ими каждое утро и не мылась потом вечером, он вздрагивал. Звали ее тоже соответственно – Пал Санна. На Полину Сергеевну директриса никак не было похожа, а вот на Пал Санну как раз. Толстые руки и такие же мясистые пальцы, не видавшие маникюра. Да какое там! Салон – это было не про неё, вовремя покрасить уже давно седые волосы и то не хватало ума. Денег хватало – это точно, а вот ума поухаживать за собой и привезти себя к более‑менее человеческому, а точнее, женскому образу, тут было пятно, большое и белое пятно.
Хотя голос у Пал Санны был вполне себе нормальный, но только если она разговаривает с будущими усыновителями или спонсорами. Но если она вдруг заметит, как детишки учиняют шалость какую или портят имущество, то Пал Санна раскрывала все возможности своего мощного баса, стёкла дрожали в новеньких пластиковых рамах. Антону директор детдома казалась большой горой в цветочном платье. Трава зелёная и васильки. Как из окна его квартиры, где почему‑то осталась мама, а его забрали незнакомые тётки в одинаковых платьях и с папками в руках.
Детдом был не хуже и не лучше, чем что? Чем ничего. Сравнить ему было не с чем. Кровать чистая с тонким одеялом, кормили и даже душ был, в отличии от их с матерью прежней квартиры. Сначала Антон не понял, что это, но заботливая нянечка сняла с него старую давно не стираную одежду, аккуратно подвела к струе воды и разрешила потрогать руками. Маленький Антошка почувствовал, как упругие струи приятно покалывают его ладошки.
– А давай теперь ты закроешь глазки, и я тогда сделаю тебе водопад.
Няня Стася была очень доброй и внимательной. Антон сразу ее полюбил. Она напомнила ему фею из книжки: ее принесла одна из соседок вроде как на его день рождения. Мать хотела продать книгу, но Антон вцепился в твердую обложку маленькими пальчиками и не отдал. «Жалко, что она осталась там, где он жил с мамой», – часто думал Антошка.
Спустя несколько дней Стася принесла машинку и длинные кудрявые светлые волосы остались лежать на полу. Нет, ему не было их жаль, голове стало легко и ничего не мешало, не лезло в глаза и не щекотало спину.
– Ну вот, смотри, какой ты красивый малыш. – Няня Стася улыбалась и гладила шершавой узкой ладошкой по стриженному ёжику.
Антону повезло, так думали многие, спустя пару месяцев у него обнаружилась какая‑то дальняя тётка из‑под Челябинска и оформила на ребёнка опеку. Антон снова рос сам по себе, никто за ним не смотрел и не ухаживал, но был благодарен тетке, что она его кормила и, хотя бы, не била. А ещё, что не пила. Мальчик ловил себя на мысли, что вспоминает Стасю, ее улыбку и приятный голос: словно ручейки журчали в лейке душа, часто ловил себя на мысли: почему Стася не его тётка?
В шестнадцать лет он кое‑как на троечки окончил школу и поступил в машиностроительный техникум.
– Туда тебе и дорога. Хоть жилплощадь освободишь. Теперь ты с паспортом, можешь и на работу устроиться, а не сидеть у меня на шее, – вынесла вердикт тётка.
Тётка была не хуже и не лучше некоторых родителей одноклассников Антона. Просто она никогда не напрягалась по пустякам. Квартирка была, денежки «за пацана» платили, с мужиками она никак связывать свою жизнь не хотела. Был у неё по молодости один, любила она его сильно, даже из армии дождалась. Свадьбу вроде бы сыграли и ребёночка родили, но загулял молодой папаша, а она, тётка, то есть, не простила, гордая была. Дочь забрала да в город подалась к сестре, а там и узнала, что та преставилась. Красивая была тётка, молодая, но ни с кем больше судьбу свою так и не связала, возненавидела она всех мужчин и предателями до конца жизни считала. Антона она не то что бы не любила, а так, относилась как к травинке в поле, растёт и растёт, поливала иногда и на том спасибо. А вот дочери тётка старалась обеспечить безбедное существование. Любую денежку откладывала, в лучшую школу отвела за ручку и все ее знакомства контролировала: «Ибо, не для тебя эта ягодка росла». Ягодка капризничала и часто мотала матери нервы по пустякам: то каша не сладкая, то платье плохо поглажено.
Танька, так ее звали, росла ленивым и избалованным ребёнком. А ещё она никогда не улыбалась, словно «наша Таня громко плачет» – это ее пожизненный девиз. Антон догадывался, что отношения с одноклассниками у неё тоже не складывались. Кто ж будет терпеть такую подружку, которая играет лишь по своим правилам? Да и внешним видом Таня отпугивала: неуклюжая, полноватая, волосы такие редкие, что о косах и бантах можно было только мечтать, глаза глубоко посажены, губы всегда в узкую линеечку.
«Ей бы в Ералаше сниматься», – думал Антон иногда и улыбался про себя.
Антон в отличие от теткиной дочери с каждым годом становился все мужественнее и красивее. Он был похож на ангела, высокого статного ангела с голубыми глазами и светлыми, пшеничного цвета, волосами.
«Да что с того, не в модели же пойду!» – сетовал Антон, глядя в новенькое круглое с модной подсветкой зеркало на стене в прихожей.