Красавицы Бостона. Злодей
– Оно имеет свое значение.
– Ничто не имеет значения.
Я повернула голову, чтобы бросить на него сердитый взгляд, а мои щеки так и пылали от злости.
– Как скажете, доктор Сьюз.
Киллиан снял с меня туфли, оставив полностью обнаженной. Скинул меня на кровать, встал и выключил кран, а потом сел на край ванны.
– Дама в ванне. – Он покрутил пальцем в воде, проверяя температуру.
Я приподняла голову с кровати.
– Еще одно название цветка «разбитое сердце», – сухо пояснил он. – Садись.
Он повернулся ко мне спиной, давая личное пространство. Я опустила ногу в ванну и сделала резкий вдох. Вода была ледяной.
Киллиан переписывался по телефону, пока безумно холодная вода успокаивала мою кожу. После укола я уже чувствовала себя намного лучше. Но, хоть и выдала почти все, что съела и выпила утром, я все еще не протрезвела. Между нами повисла тишина, нарушаемая персоналом и координаторами мероприятия, которые выкрикивали распоряжения за стенами номера. Я знала, что, несмотря на неловкость ситуации, у меня не будет другой возможности рассказать ему о своих чувствах. Обстоятельства играли против меня. Если не брать во внимание его эрекцию, возникшую оттого, что я голая лежала у него на коленях, казалось, Киллиана отвращал сам факт моего существования.
Сейчас или никогда. А «никогда» – слишком долгий срок, чтобы жить без любимого мужчины.
– Я хочу тебя. – Я опустила голову на прохладный бортик ванны.
Слова окутали стены и потолок, правда наполнила воздух, заряжая его электричеством. Использовать слово на букву «Л» было слишком интимным. Я знала, что испытываю к нему любовь, даже несмотря на его грубое поведение, но также знала, что он ни за что мне не поверит.
Киллиан продолжал копаться в телефоне. Может, он меня не услышал.
– Я всегда тебя хотела, – сказала я громче.
Никакой реакции.
Я продолжала, словно жаждая наказания, а моя гордость и уверенность планомерно рушились.
– Порой я хочу тебя так сильно, что становится больно дышать. А иногда эта боль помогает отвлечься от желания, которое я к тебе испытываю.
Стук в дверь заставил Киллиана вскочить. На пороге стояла Эшлинг, держа в руках точную копию платьев подружки невесты, которые мы все надели.
– Ты сказала, тебе нужно мое запасное платье? Зачем вообще… – Она замолчала, глядя на меня из‑за плеча своего брата. Ее глаза вспыхнули.
– Матерь божья. Неужели вы двое…
– Да ни за что на свете, – огрызнулся Киллиан, вырывая платье из рук сестры. – Задержи лимузин. Она спустится через пять минут.
С этими словами он захлопнул дверь у нее перед носом, а потом запер вдобавок.
Ни за что на свете.
Жгучая паника вместе со старым добрым чувством стыда понеслась по моим венам.
Меня настигла реальность.
Я отравилась.
Спьяну бессвязно лепетала перед Киллианом.
Позволила ему раздеть меня, вызвать рвоту, сделать укол и бросить в ванну.
Потом призналась ему в вечной любви, пока мой рот все еще украшали остатки рвоты.
Килл с серьезным видом бросил мне в руки халат.
– Вытрись.
Я вскочила на ноги и принялась делать, как велено.
Он повернулся ко мне с запасным платьем Эшлинг в руках, помогая его надеть.
– Я не хочу твоей помощи, – процедила я, чувствуя, как пылают щеки.
Глупая, глупая, глупая.
– Мне плевать, чего ты хочешь.
Поджав губы, я наблюдала за его темной фигурой в зеркале, пока он завязывал корсет быстрее и сноровистее любой швеи, которую я когда‑либо видела за работой. Это было неожиданно. Его пальцы, словно по волшебству, управлялись с лентой, умело продевая ее в колечки, чтобы связать меня, как подарок с бантом.
Меня вдруг осенило: Киллиан понял, что я отравилась, как только вошел в комнату и увидел цветы в моих волосах, но не предложил мне помощи, пока я сама не попросила его вызвать «Скорую».
Я могла умереть.
Он не шутил, когда сказал, что спас меня только потому, что не хотел, чтобы я умерла у него на глазах – ему было искренне наплевать.
Киллиан потянул за атласные завязки моего платья, затягивая его вокруг меня.
– Ты делаешь мне больно, – шикнула я, с прищуром глядя в зеркало перед нами.
– Вот и поделом тебе за разбитое сердце.
– Ты про цветок или орган?
– И то и другое. Одно – быстрый яд. Второе – медленный, но такой же разрушительный. – Я не сводила с него глаз в отражении. Грациозный, самоуверенный. Всегда держался с достоинством и высокомерием, никогда не сквернословил и был самым педантичным человеком из всех, кого я знала.
Именно это восхищало меня в нем больше всего. Тонкий налет правильности, окутывавшей бурлящий внутри него хаос. Я знала, что под безупречной внешностью скрывалось что‑то неукротимое и опасное.
Это казалось мне нашим секретом. Безупречный Киллиан Фитцпатрик на самом деле был не лишен изъяна. И все, чего я хотела, это выяснить, в чем он заключался.
– Ты не собирался мне помогать. Думал оставить меня умирать, – мой голос прозвучал пугающе спокойно. С каждой секундой я становилась все более трезвой. – Почему помог?
– Отравленная подружка невесты создаст нелестные отзывы в прессе.
– А говорят, эпоха рыцарства мертва, – съязвила я.
– Она, может, и мертва, а ты нет, так что замолчи и будь благодарна. – Он снова дернул за атласные завязки. Я поморщилась.
В его словах был смысл. Киллиан не только спас мне жизнь этим утром, но к тому же даже не попытался вытворить какую‑нибудь глупость и наверняка опаздывал, как и я теперь, потому что мне хватило ума нарвать ядовитых цветов.
– Спасибо, – неохотно пробормотала я.
Он приподнял бровь, будто спрашивая: «За что»?
– За то, что повел себя как джентльмен, – пояснила я.