Крауны
Полковник
Вечерний воздух наполнился запахом цветов. Где‑то по соседству лаял пес, а из приоткрытого окна гостиной слышался звук посуды, которую Энн перед тем, как сложить в посудомоечную машину, предварительно ополаскивала водой. Полковник курил на улице на своем любимом месте. Он вышел из‑за стола, который был накрыт в честь его приезда, поскольку чувствовал, что выпил лишнего, и поэтому ему было просто необходимо побыть на свежем воздухе, ведь если алкоголь завладеет его рассудком, он не сможет контролировать свою речь, что может привести к ссоре, как это уже ранее случалось.
– Как у вас прекрасно пахнет цветами во дворе, – сказал Полковник, вернувшись за стол.
– Да, это пахнут маттиолы, я их специально сажала у нас на участке.
– Не знаю, что это за цветы, но запах у них действительно пьянящий!
– Вы знаете, Боб, – Энн никогда не называла его Полковником, только по имени, – мне кажется, что на Ваше пьянящее состояние не мои ночные фиалки повлияли, а количество алкоголя, которое Вы выпили с Максом за вечер.
Полковник осмотрел стол, на котором стояло несколько пустых бутылок виски.
– С Максом, что он там пил? – возразил старик, – я же вижу, что он только губы макает, но не пьет, видимо, не уважает отца.
– Папа, ну не злись, – с нежностью в голосе обратился Макс, – дело в том, что я только вчера сильно напился с друзьями на Калсарикянни, и меня до сих пор сильно мутит, поэтому мне даже виски нюхать опасно, может вывернуть наизнанку, не то, чтобы его еще пить.
– Сынок, а что ты только что сказал? Калсарикянни? Или мне послышалось?
– Да, папа. Тебе не послышалось. Калсарикянни – это у финнов…
– Макс! – резко прервав сына, Полковник сделал несколько глотков виски, после чего продолжил, – я знаю, что это такое, ведь у меня во Вьетнаме был друг Олав. Вот он был финном, который постоянно рассказывал нам про это их Калсарикянни и обещал, что когда мы вернемся домой, то он обязательно его устроит для меня и нескольких наших боевых друзей.
– Дедушка, Вы до сих пор дружите с этим дядей? – спросил Грегори.
– Нет, мой мальчик. Я, к большому сожалению, не могу с ним дружить, так как эти проклятые вьетконговцы убили его. Ненавижу этих узкоглазых скотов.
– Дедушка, а если меня ребята иногда дразнят узкоглазым, значит, я тоже вьетконговец? – спросил Грегори.
– Ну какой ты узкоглазый, Грегори, ты – абсолютная копия своего отца, – ответил Полковник и посмотрел на Макса с укоризной. Макс понимал, что отец до сих пор не благословил его брак с Энн, хоть и женаты они уже более пятнадцати лет.
– А я говорил тебе, сын, что если ты женишься на вьетнамке, тогда и дети у тебя будут вьетнамцами, а между прочим, именно они забрали жизнь моего друга Олава.
Энн, с грохотом отодвинув стул, поднялась и, поставив руки на стол, сказала:
– Знаете что, Боб, если Вы пришли в наш дом, чтобы меня оскорблять, то я бы советовала Вам его поскорее покинуть, думаю, что на рассвете, наверное!
Полковник, не обращая внимания на Энн, начал пояснять Грегори, что все вьетконговцы очень злые и агрессивные люди.
– А ну хватит! – завизжала Энн. – Зачем Вы говорите гадости про меня моему же сыну? Я сто раз говорила, и Вы это прекрасно знаете, что я наполовину американка и китаянка. Хватит меня называть вьетнамкой!
Энн так сильно переполняли обида и злость к этому старику, что она начала ему дальше высказывать всё, что думает, не заметив, как перешла на китайский язык. Осознав это, она прекратила кричать и, подавленная, ушла в свою комнату.
– Отец, ты, конечно, не прав. Зачем ты так, я ведь тебя просил больше не ругаться с Энн, я ее люблю, она моя жена, нравится тебе это или нет.
Полковник, осознав, что перегнул палку, сидел, понурив взгляд.
– Дед, а ты, надеюсь, хорошо относишься к китайцам, ведь наш другой дед и великий Брюс Ли были тоже китайцами! – спросила Лилиан.
Полковник искоса посмотрел на девочку и, нахмурив брови, сказал:
– Китайцы – проклятые коммунисты, а я терпеть не могу коммунистов почти так же сильно, как нашу демократическую партию!
– Знаешь что, дед, ты – настоящий засранец! – ответила Лилиан и вышла из‑за стола.
Макс осушил свой бокал с виски, который не решался пить весь вечер. После чего он попросил Грегори идти чистить зубы и готовиться ко сну, обещая немного позже прийти к нему, чтобы почитать перед сном историю про Питера Пена, и, оставшись наедине с Полковником, попросил его извиниться перед женой и дочкой, иначе он дальше не сможет оставаться в их доме.
Полковник так и сидел, нахмурив брови, продолжая гладить Лютера, который весь вечер не отходил от старика.
– Не любишь ты меня, сын, – начал Полковник. – Готов выгнать отца на стылый ветер лишь потому, что я не нравлюсь твоей жене. Только Лютер всегда меня встречает с искренней радостью в этом доме, ну и Грегори, а остальные мне не рады.
– Так, если ты начнешь обзывать Лютера и, не дай бог, еще Грегори, они тоже перестанут тебя любить!
– Я никого не обзываю, а только высказываю свою точку зрения, потому что я живу в свободной стране, ради этого я вообще‑то кровь проливал и терял боевых товарищей.
– Если честно, отец, то я не думаю, что ты проливал свою кровь ради свободы в нашей стране. По мне, ты, как и тысячи других американцев, просто помогал Джонсону[1] в его геополитической войне с Советским Союзом. А по поводу свободы слова в нашем доме, ты не думал, что твоя свобода высказываний заканчивается там, где начинается право другого человека на собственное достоинство?
– Ой, Макс, прекращай испытывать на мне свои приемчики, я на это не куплюсь. Но тебе надо отдать должное, язык у тебя хорошо подвешен, выражаешься ясно, работа юристом пошла тебе на пользу.
– Вообще‑то, папа, я работаю программистом, а не юристом, но, впрочем, ты всегда не особо следил за моей жизнью. Почему я решил, что сейчас что‑то будет иначе?
Полковника очень задели эти слова сына, поэтому он, ударив себя ладонями по ногам, повернулся к Максу и, цедя каждое слово, сказал:
– Вот, оказывается, как ты думаешь обо мне, сынок? А я, между прочим, сделал тогда всё от себя зависящее, чтобы ты женился на дочери генерала Джеймса Каллахана. Жил бы ты сейчас счастливо с его дочкой‑красавицей, работал бы в НАСА на благо родины, а не на этого русского психа из Африки.
[1] Линдон Джонсон – 36‑й президент США от Демократической партии.
