Кружево судьбы
– Откуда ты?.. – недоверчиво начала, но не успела закончить Ксения: в стене чернел узкий проем.
Миновав коридор, мы оказались в небольшом дворике. Сейчас, заваленный камнями и мусором, он выглядел довольно плачевно, но когда‑то вполне мог быть садом.
– У тебя открылось ясновидение, – авторитетно предположила Ксения, а Али внимательно на меня посмотрел, но промолчал.
Вернувшись тем же путем, мы продолжили экскурсию и больше случай с ясновидением не обсуждали. Храм выглядел настолько действующим и живым, что входить в святилище и алтарную комнату нам, непосвященным, казалось святотатством. Но мы решились. Лучи солнца через специальные отверстия в потолке проникали внутрь и освещали изображения богов, чьи небесные лики осуждающе взирали на незваных гостей, недоумевая, кто это осмелился нарушить строгий закон и потревожить их покой. Наказание последовало незамедлительно: у меня закружилась голова, в глазах потемнело, и я, несомненно, припала бы к ногам суровых небожителей, если бы Али не подхватил меня на руки – что было весьма тяжеловато даже для ангела – и не вынес из комнаты. За предела‑
ми сакрального пространства я быстро пришла в себя и без помощи дошла до внутреннего двора храма.
Солнце уже палило вовсю, и долго находиться в открытом помещении было небезопасно. Возвращаться же домой не хотелось.
– Я посижу немного в той беседке, а вы еще внутри походите.
– В какой беседке? – теперь уже всерьез заволновалась Ксения. – Мы не видели никакой беседки.
– Как это не видели? Где же вы были? – Я показала рукой налево, в дальний угол двора. – Там на потолке Богиня Нут изображена и синее небо со звездами.
Ксения многозначительно посмотрела на Али, будто призывая его в свидетели моего явного помешательства, но наш друг, обычно такой разговорчивый и отзывчивый, отстраненно и безучастно смотрел вдаль.
– У кого‑то солнечный удар, – произнесла Ксения. – Остается только выяснить, у кого. Не видели мы никакой беседки. Я уверена.
Али наконец вышел из оцепенения, взял нас обеих за руки и как детей повел в указанном мной направлении. Там действительно была беседка. Искусно вырезанные из камня и покрытые иероглифами стены доходили до середины постройки. Верхняя часть оставалось открытой, не считая нескольких колонн в виде свернувшихся кольцами змей. Колонны поддерживали расписанный, как я и утверждала, потолок в виде купола. Беседка казалась легкой и филигранно ажурной. В стены по всему периметру были встроены скамейки.
– Отдохни, – сказал мне Али и повел онемевшую
Ксению обратно внутрь храма.
Я легла на одну из кружевных скамеек, пытаясь остановить бесконечный и сумбурный поток мыслей. Трудно определить, сколько прошло времени, но внезапно расписной потолок закружился, превратился в бездонное темно‑синее небо, звезды заискрились, а склонившаяся надо мной Богиня открыла лучистые глаза. Сознание стало меркнуть, и я провалилась в черное никуда.
Глава 7
Видимо, я задремал, так как очнулся от того, что кто‑то решительно тряс меня за плечи.
– Хепи, Хепи, просыпайся. – Слова доносились издалека и глухо, как из колодца. – Учитель просил тебя зайти.
Я постепенно выпутался из сетей забытья, сел и лишь тогда окончательно проснулся. Конечно, это был Али – мой верный, замечательный друг.
– Так и знал, что ты здесь, в своей любимой беседке, соня. Приведи себя в порядок. Набу просил найти тебя.
– Подожди, не уходи. Мне сейчас приснился очень странный сон. Хочу тебе рассказать.
К снам мы привыкли относиться серьезно, поэтому Али сразу остановился и сел рядом.
– Рассказывай.
А сон был такой.
– В большой металлической птице я прилетаю в Египет. Вернее, я точно знаю, что это Египет, хотя вокруг все незнакомое, чужое и непонятное.
– Может, это не Египет?
Я на секунду задумался.
– Нет. Именно Египет, но… – Я опять замолчал.
– Ну же, продолжай, – торопил меня Али.
– Храмы разрушены, святилища пусты, гробницы вскрыты и разграблены, среди руин бродят какие‑то люди, залезают на пирамиды, заходят внутрь.
Я чуть не плакал, а мой друг побледнел так, что даже его темная, почти черная кожа, унаследованная от матери‑нубийки, не смогла этого скрыть.
– Ты обязательно должен рассказать все Учителю. Обязательно, – повторил он несколько раз.
– Да, и еще. Даже не знаю, как сказать. В этом сне я был светлокожей женщиной.
Али рассмеялся:
– Ерунда. Чего только во снах не происходит! Я вот как‑то превратился в шакала и присутствовал при бальзамировании. Вот это, скажу тебе, действительно жутко.
Он встал и, сверкнув изумрудно‑зелеными глазами – щедрым подарком неизвестного предка – махнул рукой и побежал в сторону мастерской. Я смотрел ему вслед и не мог заставить себя подняться. Был ли тому причиной страшный сон или нет, но сердце сжималось от предчувствия неотвратимой беды. Почему‑то я был уверен, что сегодня спокойное, неспешное течение моей жизни должно закончиться, но как ни старался заглянуть в будущее – иногда это удавалось – ничего не получалось. Картины появлялись нечеткие, как в тумане, и сменяли друг друга с огромной скоростью. Память упорно возвращала в прошлое…
Я, родители, бабушка и четверо моих братьев жили в небольшом селении, растянувшемся вдоль восточного берега Нила. Отец владел торговой лавкой, и жили мы хотя и небогато, но и не бедствовали. Мне исполнилось пять лет, когда ранним весенним утром к нашему берегу причалила скромная ладья, и жрецы из расположенного на противоположном берегу храма направились в деревню. Цель их прибытия была хорошо известна: они выбирали одаренных детей и, если родители были не против, увозили с собой.
Те, кому суждено было стать жрецами, учились и жили при храме, остальные получали образование в «Доме Жизни» при дворце фараона. Они возвращались в свои деревни и города учителями, строителями, врачами, архитекторам, чиновниками. Во мне разглядели незаурядные способности к врачеванию и магии, что, впрочем, неотделимо друг от друга. Так я и еще трое мальчиков из нашей и соседней деревень начали обучение в храме. В их числе был и Али, который стал моим лучшим другом. Со временем в Али проснулась страсть к живописи, и все свободное от занятий время он проводил в мастерской.