Крылатые
Только не заметив никого постороннего, он окончательно расслабился, и пошел к автомату спокойно, устало разминая затёкшую спину. До смены оставалось всего полчаса, а в голове шумел ветер и мухи топали по столам, словно парень был с большого и сильного перепоя.
Кофе обычно помогал, но, и Макс это чувствовал, сегодня не тот случай. Ему, конечно, часто приходилось работать сутками, но не тремя же сутками подряд. Он уже четвёртый день не появляется дома. И надо сказать, родители даже не думают ему позвонить.
«Решили, наверное, что меня уже прибили в каком‑нибудь углу наркоманы за дозу, и радуются, что избавились от сыночка‑неудачника» – мрачно пронеслось в голове. Вообще‑то Макс любил родителей. Но иногда те, кого больше всего любишь, кажутся тебе наиболее невыносимыми людьми. Вот такой парадокс.
– Макс, какая встреча!
В одно мгновение его словно ударило током. Сильно и больно, что достало до каждой клеточки. Всё, можно падать и умирать прямо здесь. Но парень собрал всё мужество в кулак, обернулся и, как мог, натянул улыбку.
– Грета, какой сюрприз!
Разумеется, он узнал этот голос. И она тоже его узнала, как только увидела. Притворяться не имело смысла.
Грета – его бывшая девушка. С которой он расстался, как только за ними закрылись школьные двери. И вот она стояла сейчас перед ним в белом халатике, улыбаясь, с дорогостоящей укладкой на жиденьких белых волосах, и обнимала руками истории болезней. Со школьной скамьи она порядком похорошела – стала лучше краситься, носить дорогие туфли, и покрасила крылья в белый цвет. Правда, цвет лёг не очень ровно, и теперь перья её были скорее в тон волосам – соломенные, с проступающей рыжиной.
– А я‑то всё гадала, куда ты пропал, – за её улыбкой чувствовалось плохо скрываемое торжество.
Она с жадностью впилась в него взглядом. В синюю форму санитара, в глубокие синяки, которые залегли под глазами Макса, в общий потрёпанный вид и взъерошенные ото сна волосы.
– А я вот тут, – он жидко, натянуто посмеялся, неуклюже замахав руками, – Ну что, а… Как… Как сама? Живётся?
Она многозначительно хмыкнула:
– Живётся, представляешь. Вот, отправили на практику сюда. А мир‑то оказывается тесен.
– Да… Скорее столица, – Макс почесал затылок, чем ещё больше растрепал волосы, – Ну ты… Я… Надеюсь, не слишком обижаешься, на то, что я тогда тебя бросил?
– Ну что ты, – понимающе кивнула она, растянув в ухмылке губки с алой помадой, – Ты правильно сделал. Если бы ты тогда не бросил меня, я не смогла бы… М‑м… Двигаться дальше.
– Ауч, удар ниже пояса, – засмеялся парень. Теперь уже искренне, – Но вообще‑то я…
– Да мне, на самом деле не интересно, – Грета любезно улыбнулась, и показательно взглянула на часы.
Тонкие, изящные часы, скорее всего золотые:
– Ну, мне пора бежать. Меня ждут однокурсники, надо практиковаться… Становиться настоящими врачами, так сказать, – она фальшиво хохотнула, развернулась на высоких шпильках, и торжествующе прошествовала в ординаторскую, помахав Максу рукой напоследок, – До встречи.
– Пока…
Да, она победила. И даже не пыталась это скрывать.
А парень прислонился к стене, и, не в силах стоять, сполз по ней на пол рядом с мусорной корзиной. Вытянул ноги, что какая‑то пожилая дама чуть не споткнулась, и сейчас громко отчитывала его на всё отделение… Но он этого просто не слышал. Повернув голову к мусорной корзине, он только бессильно думал, к каким же чертям катится его жизнь.
Глава 2. 6 сентября.
«Бзынь‑бзынь, бзынь‑бзынь» – до тошноты настойчиво звонил будильник.
– Доброе утро, столица! Сегодня 6‑е сентября, отличный день, чтобы поговорить о… – где‑то она уже это слышала.
И зачем она каждый вечер оставляет телевизор? Солнце, снова пробивалось в окно, выглядывая из‑за высокоскоростной капсульной магистрали. Диктор говорил о каком‑то открытии. Вставать не хотелось до ужаса. Всё, как вчера.
Лия ещё немного поворочалась в кровати, потом рывком встала и зевнула. Да, вряд ли сегодняшний день будет интереснее предыдущего.
Она медленно поставила ноги на пол. Со вздохом пошла в ванну, умылась и оделась. Миниатюрная квартира с сероватыми стенами, освещаемая утренним солнцем, всегда казалась в это время какой‑то неестественной, будто нарисованной. Но и в этом была своя прелесть.
Быстро покидав в сумку тетрадь, пару ручек, свои обычные вещи и, на счастье, молчавший телефон, Лия щёлкнула кнопкой выключения на пульте телевизора, и тот резко, уязвлённо замолчал. И правда, зачем она каждый вечер его включает? Наверное, с ним не так сильно ощущается одиночество.
Вылетая из квартиры, она встретила свою соседку снизу – Леву, и приветливо помахала ей. Женщина, тоже вылетавшая из дома, поравнялась с Лией и улыбнулась:
– Ты совсем рано.
– До университета далеко.
– Всё так же упрямо не ездишь на эвее?
– Всё так же, – с довольной улыбкой подтвердила Лия, – Упрямо.
– А я вот себе другую работу нашла, – Лева тоже постаралась улыбнуться, но вышло вымученно и сонно, – Приходится вставать раньше, и домой прихожу позже, но хотя бы зарплата хорошая. А то скоро мальчиков не на что будет в школу собирать.
– Да, сейчас всё дорого, – понимающе кивнула девушка, хотя на самом деле была абсолютно далека от этих проблем, – Поздравляю с новым местом, кстати.
– Ага, спасибо.
Они немного помолчали, понимая, что разговор исчерпал себя. И Лева попрощалась:
– Ну ладно, удачного дня тебе в университете.
– Спасибо. И Вам удачи на новой работе.
Соседка улыбнулась благодарно, и полетела ниже. Туда где располагалась станция розовой ветки эвея. А Лия только посмотрела ей вслед.
Лева была женщиной лет тридцати пяти, с двумя детьми – шалунами‑мальчишками. Когда она была беременна вторым, её бросил муж. И соседка тянула сорванцов одна, как могла, правда не жаловалась. Лишь иногда приходила к Лие попить чая и поплакаться. Лия умела слушать… Всегда умела.