Крылатые

Настенные часы показывали без пятнадцати шесть, электронные в кухне отставали на минуту. Отметив это на автомате, Мейд устало потёр глаза. Привычным движением потянулся к дверце и достал из верхнего шкафчика турку для кофе и упаковку молотых зёрен. Конечно, у них была прекрасная дорогая кофеварка. Но Мейд любил варить кофе сам, когда выдавалась минутка. Не сказать, чтобы у него это хорошо получалось, но, если кофе не убежал – это уже победа.

В голове назойливо роились мысли. Чтобы хоть немного отделаться от них, Мейд включил телевизор, и диктор утренних новостей затараторил что‑то бойкой, но тихо. Министр практически его не слушал. Кто, как не он, узнаёт все самые важные новости в числе первых?

Кофе шипел, бурлил неприветливо, как, собственно, и любой напиток, созданный исключительно для выражения вселенских страданий. Но на этот раз не убежал. Хотя пытался.

Мейд аккуратно налил кофе в чашку, устроился на высоком стуле, и постепенно до сознания его донеслось:

– …Не успели жители столицы осознать и смириться с мерами вынужденной самоизоляции, как Совет Двенадцати крыльев издал ещё один устрашающий приказ. О новых политических мерах по борьбе с внезапной вспышкой вируса расскажет наш специальный корреспондент – Ребекка.

– Спасибо, Вальд, – на экране мелькнуло лицо журналистки, тут же сменившееся широким планом какой‑то больницы, – Уже седьмой день в столице свирепствует неизвестный науке вирус. Число заразившихся на сегодняшний час уже превышает сто пятьдесят человек. 25% – зафиксированная смертность. Вирус страшен стремительным развитием, и участившиеся смерти заставили власти города принять вынужденные меры – карантин. Решение необходимое, дабы остановить распространение болезни в регионы. Однако сегодня утром в больницы поступило ещё одно распоряжение Совета Двенадцати. В качестве лечебной меры, врачам предписано ампутировать крылья всем больным…

От неожиданности Мейд подавился глотком кофе. Закашлялся: «Что?! Что за черт?! Я не видел этого приказа, Эстен не мог пропихнуть его без голосования, я… Ничего не понимаю».

– …что это? Возможное спасение или настоящее варварство? Напоминаем, в данный момент по всему миру людям разрешено отрубать крылья только в качестве меры наказания за совершенные преступления. Или власти намекают на приступную вину заболевших в том, что они заразились? Специальный корреспондент, Ребекка Ланчерс, следите за развитием событий.

Мейд вскочил. Чашка опрокинулась, и кофе потёк по столу. Но министр этого и не заметил… Отрубать крылья? Какого черта? Эстен только вчера сказал, что ничего конкретного о болезни заявить не может, даже её локализация в крыльях – это только предположение. Так почему же… И кто…

В едином порыве, Мейд схватил телефон и набрал номер Лима Ланге.

– В данный момент абонент не доступен, – безлико звучало в ответ, – Оставьте сообщение после сигнала.

– Вы ещё не смотрели утренние новости? Посмотрите. Трубят, что мы дали добро отрубать крылья всем инфицированным. Не понимаю, что происходит, я не видел этого документа в глаза. Нужно всё это скорее остановить, и я лечу в Совет – выяснять откуда взялся этот приказ. Видимо, нам придётся собирать экстренное совещание второй раз.

Мейд положил трубку и, попутно одеваясь, полетел к выходу.

– Дорогой… Что‑то случилось? – крикнула Эна с лестницы.

Она была в халате и щурилась от сна, а Мейд только подлетел к ней и через перила поцеловал в щёку.

– Прости, родная, я должен улетать… Кажется, наш апокалипсис обернулся саботажем.

 

***

 

«Пациентка вступила в контакт с зараженным. Первые симптомы болезни появились спустя несколько часов после контакта – лихорадка (самое высокое значение 40.1). Пигментации на основании крыльев обнаружено не было. На данный момент лихорадку удалось купировать, пациентка чувствует себя лучше».

Доктор Гести заканчивал запись в карточке Лии. Температура спала, девушка пришла в себя. Казалось бы, она идёт на поправку, нужно радоваться… Но радоваться было нечему.

Сегодня утром главврач собрал всех докторов больницы в конференц‑зале и зачитал постановление Совета. Всем инфицированным или с подозрением на заражение АЛЬВИ‑вирусом ампутировать крылья. Первой реакцией на такое заявление был конечно шок. Потом по всему залу вспыхнуло негодование, и вполне справедливое. Это же просто… Варварство какое‑то! Мы же не пещерные люди в конце концов.

Когда эмоции улеглись, по здравому размышлению, Астар Претович понял, что эта мера… В какой‑то степени сможет остановить распространение болезни. Правда, какой‑то уж слишком радикальный метод. И как они вообще до такого додумались? Ведь по сути своей, власть прямым текстом приказала докторам калечить людей.

Этой ночью доктор Гести снова дежурил в больнице. Инфекционное отделение закрыли полностью, сделав «красной зоной», и если сначала это были только две‑три палаты, то теперь это половина этажа, целый блок. Если так пойдёт и дальше, красная зона разрастётся ещё больше. Но инфицированные вдруг хлынули в больницы… Их приносили бригады скорой помощи, или родные, их общее число уже перевалило за полторы сотни. Это был ад… Настоящий Армагеддон. Даже при том, что доктор Гести не работал в красной зоне.

Пока врачи инфекционного отделения справляются самостоятельно, он предпочитал держаться в стороне. Лишь наблюдал за Лией. В момент острого кризиса он был с ней в палате, но позже ограничился наблюдением с мониторов. Сейчас ей было лучше, и это внезапное улучшение навело его на мысли о ходе болезни.

Озарение было таким всеобщим, таким поглощающим, что доктор бежал, помогая себе крыльями, на пост, и жадно вгрызся в истории болезней умерших уже пациентов. Только тогда понял… Всё сходится. Но вместо радости от осознания, на плечи свалилось отчаяние многотонным грузом.

Вирус распространяется респираторным путём – по воздуху, от больного к больному. Правда, пока не понятно, как все эти люди, вроде бы не знакомые, могли перезаражать друг друга, но Астар был уверен, что и этому можно найти объяснение.

Попадая в организм с воздухом, вирус из лёгких переходит в кровь. Циркулируя по телу, он оседает в предкрыльевой мышце, где вступает в реакцию с белком, ответственным за регенерацию крыльев. Поражает его, и оттого на крыльях выступает такая пигментация. Дальнейшие симптомы – лихорадка и потеря перьев. Это наблюдается практически у всех больных, перья от их крыльев устилают кафель в палатах. Позже вирусу нужно какое‑то время, чтобы вернуться снова в лёгкие, но как только он добирается до них, лихорадка прекращается. Больной якобы идёт на поправку, и у него остаётся только небольшая одышка. Тем временем вирус блокирует поступление воздуха в альвеолы, и спустя несколько часов человек задыхается.

Лия прошла все стадии… Два часа назад, в половине седьмого утра, у неё прекратилась лихорадка – она чувствует себя здоровой, лишь дышит несколько с трудом. И волнуется о выпавших перьях, впрочем, она потеряла их не так много.

Два часа… По имеющимся данным, самый стойкий из первых пациентов после понижения температуры прожил часа четыре. Доктору Астару было глубоко противно задавать себе этот вопрос, но тот упрямо засел в голове: «Сколько же протянет Лия?». Да, он понимал, что её скорее всего уже не спасти. А ещё этот приказ вышел совершенно не вовремя.