Крысиная ненависть. Следствие ведёт Рязанцева
Снова моргнула.
Олег посмотрел на катетер, вставленный в кисть правой руки, тянущуюся из него гибкую прозрачную трубку, наполненную раствором, и почувствовал лёгкое головокружение. Он до ужаса боялся уколов, эта фобия была родом из детства. Маленький Олежка часто болел, а мать – человек, хотя и далёкий от медицины, почему‑то считала, что сама знает, чем лечить сына, и при первом же чихе всаживала ему укол в попу.
Как же быть? Ни говорить, ни писать пострадавшая не может.
Лена, которая в упор смотрела на оперативника, будто прочитав его мысли, прохрипела:
– Я смогу. Скоро.
– Может быть, есть какая‑то примета, по которой…
– Ален Делон… – вместе с остатками сил выдавила из себя Лена, и её голова откинулась набок.
– Что? – удивлённо переспросил Ревин, но в это время раздался скрип, и в разрез двери протиснулась голова доктора.
– Всё. На этом всё. Выходите.
***
На улице скользко. И надо же такому случиться, чтоб прямо накануне Нового года наступила оттепель. Необычная. Весенняя. Зимой солнечные дни всегда морозны, а тут какая‑то природная аномалия. Солнце и совсем слабенький морозец. Приятный. И всё бы ничего, только ужасно скользко.
Виктор осторожно опустил ногу с крыльца, щупая ботинком покрывшуюся слоем льда дорожку.
– Что так и сказала: «Ален Делон»?
– Ну да.
– И как это понимать?
– Не знаю. Может, похож?
– На французского актёра? Ты его видел?
– Кого?
– Не тупи, Олег, Делона этого.
– В детстве ещё. Моя мать от него балдела. Тогда модно было фото актёров собирать. Кто‑то марки, кто‑то фантики, а она актёров. Их тогда в ларьках «Союзпечати» продавали. Так, прикинь, она у моей сестры двоюродной фото этого Делона украла. Та тоже увлекалась коллекционированием актёрских снимков.
– Зачем же красть, если они в каждом ларьке продавались?
– Так тираж этих фото небольшой был. Кто кого успел купить, тем и владел. Были особо любимые всеми актёры, которых иметь в коллекции было престижно. Таких быстро разбирали. Например, Тихонов тогда был в дефиците. Все хотели иметь Штирлица в своей коллекции. Вот и Делон тоже любимчик советских женщин. Сестра его фотку берегла, хвасталась вечно. Уж чего только маманя моя ей взамен не предлагала, даже Олега Видова. Помнишь, был такой фильм в детстве «Всадник без головы», он там играл?
– И чего?
– И ничего! Ни за что Светка меняться не хотела. Тогда‑то маманя и решила пойти на преступление.
– Так вот откуда у тебя тяга к криминалистике? – ухмыльнулся Котов.
– Наверное…
– Ну, если ты его не только на фото, но и в фильме каком видел, то помнишь, какая у него субтильная фигура. Одно слово – француз.
– И что?
– А то, что человек, напавший на Лену, как говорят эксперты, был ростом под два метра. Следы, оставленные на снегу, о том свидетельствуют. И то, с какой силой он её душил и избивал, говорит о том же. Это был крупный человек, и никак он не может быть похож на худосочного француза.
– И что нам делать? Она ни говорить, ни писать не может.
– Придётся подождать.
– Сколько?
– Надеюсь, что недолго.
– Пока мы ждать будем, этот подонок ещё на кого‑нибудь нападёт.
– Вполне возможно. Но мы ведь не сложа руки ждать будем. Расследование идёт своим ходом.
– Ага. С Амберским мы быстро… – Олег сложил два пальца в кавычки и дважды согнул, – это дело раскроем.
– М‑да. Махоркина бы…
– Или саму Рязанцеву вернуть. Лихо они в паре работали.
– Да… Я Саше звонил неделю назад, разговаривал с ним, он после Нового года в Тверь собирается уехать. Там теперь будет расследованиями заниматься.
– Слушай, а может ему позвонить и рассказать, что с Леной случилось?
– Я думал об этом.
– Ну и?..
– Неблагодарное это дело – лезть в чужие отношения, Олег. Можно таких дров наломать… И в итоге ещё и виноватым останешься. Нет уж. Пусть всё идёт так, как идёт.
Глава пятая
Проснулось рано. В 7:00, когда входная дверь стукнула, извещая о том, что все ушли. Жутко захотелось чаю. С сахаром.
Благодатное одиночество поддержал кот сверх нормы Кит Кета. Гулять так гулять. Лена подсыпала ещё немного. Кот дожевал то, что дали и, облизнувшись, ушёл досыпать.
Удерживая одной рукой чашку с блюдцем, она подошла к окну и, прижимаясь коленками к батарее, выглянула на улицу. Первый рабочий день после Новогодних каникул. В городе, которому не один век, после Рождественской суеты туманно и, как в отстоявшейся настойке, тихо, а в квартире пахнет хвоей и выпечкой. Мандаринов нет и не будет. Больше никогда.
Если остановиться в пространстве, то отчётливей будет ощущаться ход времени. Лена допила чай, отошла от окна, положила чашку в мойку и прошла в прихожую.
Из всех, оставшихся на месте преступления вещей, ей вернули только телефон и паспорт. После проверки оказалось, что на них только её отпечатки. Всё остальное: сумочка, пакеты и всё их содержимое теперь хранилось у оперативников. Всё, кроме мандаринов и перчаток. Мандарины остались погребенными сугробом, а перчатки, подарок родителям, не нашли. По всей видимости, их унёс преступник. Господи, неужели из‑за перчаток? Или рассчитывал на большее?
– А‑а‑а… – Лена попробовала напрячь голосовые связки. Получилось тихо, но это уже было кое‑что. Покряхтела, прочищая горло, взяла с полки телефон.