Лилия

Поймав себя на этой мысли, возмущённо тряхнула головой. Что это я? Стараясь как можно меньше шуметь, встала и на цыпочках пошла прочь, скрываясь за сложенными ящиками и бочками.

Удалившись на безопасное расстояние, уже не опасаясь, что он меня заметит, вышла на песок и пошла вдоль моря почти по кромке воды. Остановилась, обернулась.

Отсюда всё ещё был виден камень, на котором сидел пришелец. Я нахмурилась, припоминая его тогдашние слова. Интересно, для чего это всё было? Что он хотел от меня? Зачем пришёл в Шторм, если может быть где угодно, ведь у него есть магическая метка? А эти его сказки про рыб и морских чудовищ… Несомненно, вымышленные детские сказки, но было бы интересно послушать про настоящие его путешествия, порасспросить, что он видел, где бывал…

Я почти сделала шаг в обратную сторону, но… остановилась. Я всё же взрослая девушка, у которой есть жених. И, короче, пошла я кормить чаек.

 

Вернувшись домой, обнаружила сидящих за столом в гостиной отца и графа. Мужчины что‑то увлечённо обсуждали.

Незаметно проскользнула в свою комнату, переоделась, причесала растрёпанные волосы. В дверь постучала служанка, сообщила, что отец ждёт к ужину.

Улыбнувшись своему отражению в зеркале, я выпорхнула из комнаты и, легко сбежав по лестнице, затормозила у дверей гостиной. Перевела дух. Всё же взрослой леди не к лицу бегать, хохотать в голос и краснеть. Хмыкнула, осознав, что для меня это неотъемлемые составляющие счастья. Ну да ладно. Наверняка у счастья много других обличий. Например, широкие плечи и чёрные глаза…

Чинно вошла в гостиную, ища глазами графа. Не найдя, остановилась, чувствуя, как уголки губ ползут вниз. Счастье стремительно покидало меня.

– Лилия, малышка моя, – улыбнулся отец, закрыл газету и отложил в сторону.

– А где граф? – упавшим голос спросила я, прошла к столу и теперь усаживалась на своё место, напротив отца.

– Должно быть, уже поднялся на борт корабля. – посмотрев на часы, беспечно отозвался папа, с интересом рассматривая блюдо, стоящее перед ним на столе.

– Какого корабля? – округлив глаза, громче, чем хотелось, спросила я.

– «Отважного», конечно, – обеспокоенно посмотрев на меня, ответил отец. – Ты чего, моя милая? Побледнела… А, волнуешься за своего жениха. – Отец одобрительно покачал головой. – Не стоит. Ты же знаешь, «Отважный» – один из самых надёжных кораблей Светлого Королевства! Он за несколько дней домчит твоего графа до Дэверраха…

– Граф снова уехал в столицу? Зачем? – раздражённо отодвинув от себя тарелку, буркнула я.

– А он тебе не сказал? – удивился папа. – Ну конечно, письмо короля застало его врасплох. Тут уж не до любезностей с наречённой. Даже любовь отходит на второй план, когда дело касается короля. Но ты не переживай. Граф вернётся, не успеешь и соскучиться. Хотя для возлюбленных иногда бывает полезно поскучать. – Папа расплылся в довольной улыбке. – Да и, я уверен, тебе будет некогда томиться в ожидании. Предсвадебные хлопоты займут всё твоё свободное время. Сколько всего нужно подготовить! Я слышал, только выбор тканей для свадебного платья у некоторых невест занимает недели, – округлив глаза, поведал отец. – Давай скорее есть. Всё такое аппетитное! – Ухватив вилку с ножом, отец с энтузиазмом принялся нарезать лежащий перед ним на тарелке кусок запечённой говядины.

– Нет аппетита, – рассеянно кинула я и, потянувшись, взяла тонконогий бокал, наполненный шампанским.

– И это абсолютно нормально, – не отрываясь от блюда, довольно сообщил папа. – Девушкам свойственно терять аппетит перед столь волнительным событием… м‑м‑м… объеденье, – протянул отец и запил съеденное шампанским. – Кстати, это подарок графа. Говорит, что такое пьёт сам король. Надо же, подумать только, сам король! – Отец зарделся от осознания того, что пьёт вино, которое пришлось по вкусу столь влиятельной особе. – Эх, знал бы отец, как высоко взлетит фамилия Мищетцких. Породниться с древним родом графов…

– Папа, я, пожалуй, поднимусь в комнату, – вставая из‑за стола, прервала я отцовские витания в облаках.

– Что? Почему? – забеспокоился отец.

– Подумаю, насколько длинную фату выбрать, – без зазрения совести соврала я.

– Понимаю, да, это дело важное, – расслабился отец.

По дороге в комнату взглядом наткнулась на деревянные ящики, стоящие под лестницей. У одного из ящиков была сдвинута крышка. Оттуда торчала солома и виднелись запечатанные пробками стеклянные горлышки.

– Королевское вино, – раздражённо фыркнула я, не зная, куда деться от разрастающегося чувства досады и ощущения собственной глупости. Постояла пару мгновений в нерешительности, кусая губы и хмурясь, а затем достала одну из бутылок и уверенно направилась в свою комнату. Ну уж теперь‑то я достаточно взрослая, чтобы впервые в своей жизни остаться наедине с бутылкой алкоголя.

Ворвавшись в комнату, раздражённо пнула ногой стоящий у кровати пуфик. Заходила из угла в угол, пытаясь понять: что же так меня злит?

Очевидно, после сегодняшнего такого откровенного разговора с графом я ожидала… чего? Вот чего я ожидала? Что граф и дальше будет относиться ко мне с уважением? Будет посвящать в свои планы? Поставит меня в известность, если вдруг захочет уехать… Я вновь пнула пуфик.

– Глупая, глупая, глупая! – на одном дыхании выпалила я и топнула ногой, закрыла глаза, сжав голову руками. – Ты ничего не смыслящая в жизни дурочка, – прошептала я, изо всех сил стараясь успокоиться.

Но душевное равновесие упорно отказывалось восстанавливаться. Поэтому, прихватив бутылку, я прошла к открытому окну и уселась на широкий подоконник.

Здесь было уютно. С моря долетал лёгкий тёплый бриз. Верхушки деревьев качались и шелестели листьями. С тёмно‑синего безмятежного неба мерцали первые звёзды. Над обозначившимся горизонтом показался краешек восходящей луны. Полнолуние. Я ноготками подцепила пробку бутылки. Она поддалась, но не до конца. Пришлось пустить в ход зубы. Бутылка с лёгким хлопком откупорилась. В нос ударил приятный фруктовый аромат.

«А это вино действительно особенное, – подумала я, сделав несколько глотков. – Но лучше бы он всё‑таки сказал мне…»

К середине бутылки луна поднялась в зенит и теперь лила свой пропитанный магией свет на сад, окружающий мой дом, на крыши городских домов и на море. Мир вокруг приобрёл необычайный ореол таинственности. Во всём: в плавном движении листвы, в хлопанье не закрытых где‑то ставень, в отдалённом лае бездомных собак, а особенно в мерцании лунной дорожки, убегающей сейчас от берега к горизонту, – чувствовалась какая‑то неразгаданная тайна, какое‑то послание, которое должно было быть прочитанным, но оставалось невидимым, хоть и лежало на поверхности…

Губы мои вдруг растянулись в плавной улыбке.