Лилия
– Если это всё, что от меня требуется, может, вы просто нарисуете мою картину в полный рост и будете возить по балам? Мне кажется, разницы не заметят, – пытаясь не отмахиваться от тысячи рук служанок, поправляющих сразу мой макияж, причёску и платье, печально предложила я. Удивительно, после пяти часов сборов сил не было даже на злость.
– Ну что? Готовы? – В гостиную вбежал папа. – Милая моя! – Купец всплеснул руками. И даже прослезился. – До чего же прекрасна! Вся в мать!
Я только кисло улыбнулась. Мать я не помнила, но готова была поклясться, что та тоже не была бы в восторге от этих нарядов. Господи, под всеми этими слоями косметики, накладных волос и чудовищного платья я чувствовала себя случайно запечённой в торт.
– Нет, не будем откладывать! – Захлопав в ладоши, отец подпрыгнул на месте. – Как можно быстрее явим это великолепие обществу! Высший свет достоин лицезреть мою жемчужину.
Радовало то, что я здесь была не одна такая… красивая. Девушек привозили на украшенных золотом, обитых бархатом каретах и, выгрузив у широких лестниц, долго поправляли плащи, съехавшие шляпки и выбившиеся из причёсок локоны. Потом заносили вверх по лестницам и, войдя внутрь фамильного замка Стольмских, расставляли вдоль стен, как огромные вазоны с цветами.
Видят небеса, такого унижения я ещё не испытывала! Меня всё же успокаивала одна мысль. Бал закончится. А вот возможность вновь покидать свою комнату останется. Нужно только немного потерпеть. И поэтому я стояла и терпела и улыбалась всякий раз, когда папа поворачивался ко мне и что‑то радостно и громко шептал на ухо.
Когда наконец объявили начало мероприятия и лакеи представили всех пришедших гостей, с меня сняли подбитый мехом тяжёлый плащ, стало ощутимо легче. А когда заиграла музыка и начались танцы, я вообще позволила себе скинуть с ног туфли, всё равно за длинным подолом не было видно стоп. Облегчённо выдохнув, я огляделась. Неплохо было бы найти дамскую комнату. Я бы избавилась от половины шпилек…
Но план пришлось отложить, так как в мою сторону направился папа в компании графа и графини Стольмских.
– Вот, хотел вам представить моё сокровище! – расплылся в улыбке отец.
– Лили, как ты выросла! – улыбнулась графиня. – Ты всегда была красоткой, но сейчас твоя красота ослепительна, – склонив голову, благосклонно сообщила женщина.
Я постаралась улыбнуться как можно приветливее. Тем более что против графа и графини я ничего не имела. Приятные дяденька с тётенькой. Может, излишне пафосные и говорят медленно, но это их право. Мне с ними не жить.
Графиня всплеснула руками:
– Валот, а где же Августос? Нужно его познакомить с Лили!
– Да, где же… – Граф завертелся на месте, живо напомнив выскакивающую из шкатулки куклу на пружинке. – Кажется, вижу! – победоносно провозгласил он и замахал руками. Как‑то вдруг совсем не по‑графски. Но мне ли судить. Я стою посреди бала без туфель…
– Впечатляющий образчик мужественности, – подмигнул мне отец, разглядев направляющегося в нашу сторону мужчину. – Статью в отца, а красотой в мать, – лукаво улыбнувшись, заявил он, чем заставил покраснеть и засмеяться графскую чету.
– Августос закончил свою службу при короле и решил вернуться в родной дом. Говорит, что устал от светской жизни и хочет спокойствия. А что может быть лучше, чем жена и домашний уют? – хихикнула графиня.
Я не была в восторге от того, в какую сторону повернул разговор. Но не могу сказать, что это меня удивило. После всех намёков отца это было вполне ожидаемо. Только вот я надеялась, что у графов этот вопрос уже закрыт. Ведь, если я правильно поняла, Бони что‑то говорила о приданом и замужестве…
– Августос, сынок мой! – Графиня радостно обняла подошедшего мужчину. – Всё не могу привыкнуть, что ты так близко и никуда больше не уедешь!
– Мама, – сдержанно улыбнувшись, Августос отстранился от расчувствовавшейся женщины.
– Августос, возможно, ты помнишь, лет десять тому назад ты приезжал домой на Рождество… И… Что ж это я смущаюсь как ребёнок. – Граф Стольмский перевёл дыхание. – Это леди Мищетцкая.
У молодого графа были тёмные глаза. Эти глаза пристально посмотрели на меня, и мне вдруг стало как‑то не по себе. Молодой граф улыбнулся и протянул руку.
– Кудрявая девочка с картинками, – произнёс он.
– Ах, Августос, неужели ты помнишь? И действительно! Валот, помнишь эти рисунки? Лили тогда очень любила рисовать, – умилённо улыбнувшись, видимо, вспоминая ту маленькую смешную круглощёкую девочку, которой была я, на одном дыхании произнесла графиня.
– О да. Лили тогда рисовала всех. Заставляла позировать себе часами. Слуги прятались по углам… – улыбаясь своим воспоминаниям, припомнил папа.
– Она и тебя тогда нарисовала. У меня где‑то лежит этот рисунок. Ты помнишь, Августос?
– Да. На том рисунке я был похож на хромого ободранного пса, – серьёзно, не сводя с меня своих чёрных глаз, произнёс молодой граф.
И я, кажется, покраснела. Да, под всеми этими слоями грима – пудры и румян – я покраснела. Но не оттого, что мне вдруг стало стыдно за своё неуклюжее творчество. Отнюдь, я и сейчас могу с уверенностью заявить, что оно прекрасно. Нет. Я покраснела из‑за другого. От этого его тёмного и тяжёлого взгляда вдруг стало крайне неловко, и в то же время хотелось, чтобы он продолжал смотреть. Что это? Я тряхнула головой.
– Извините, мадам Стольмская, где у вас тут можно носик попудрить? – выпалила я, устремив взгляд на графиню.
– О, дорогая. Это туда, – указала она рукой.
– Прошу прощения, – отрывисто бросила я и, развернувшись на месте, рванула в указанном направлении.
– Что это?
Я стояла напротив огромного зеркала и с упрёком смотрела на своё нелепое отражение. Отражение выглядело взрослой и немного растерянной девушкой, которой я себя совершенно не ощущала. Я с вызовом уставилась в свои лихорадочно сверкающие глаза.
– Что это такое было?
Но отражение не спешило отвечать. А только растерянно моргало длинными ресницами и часто вздыхало, так что белоснежные от пудры холмики грудей вздымались над обшитым тюлем корсетом.
Немного собравшись с мыслями и решив, что мои ощущения – это результат ношения неудобной одежды, я собралась возвращаться. Вряд ли отец обрадуется, если я весь вечер проведу в туалете. А с ним сейчас лучше отношения не портить, не хватало ещё месяц просидеть в комнате…
Кое‑как протиснувшись в слишком узкую дверь и благополучно вытащив за собой все свои юбки, уже думала выдохнуть с облегчением, но от стены уютного коридора отделился силуэт. Я вздрогнула.
– Играете в Золушку, мисс Лили?
Это был Августос. В руках держал мои атласные туфли.