Ложь

– Вот это я долбанула Сисяндру, – восторженно произнесла Таня, услышав очередную историю деградации бывшей подружки. – Мой сломанный нос по сравнению с ней просто баловство.

Она встала из‑за стола, на котором были разложены учебники и отодвинула их в сторону.

– Чай будешь? Мама плюшки испекла. С джемом.

– Давай.

Таня направилась на кухню, а Гена поймал себя на том, что пялится на её попку, облачённую в лёгенькие домашние шорты. И это было уже не в первый раз. За прошедший год Таня сильно изменилась, и из просто очаровательной девчонки начала превращаться в настоящую девушку с аппетитными формами, завораживающим покачиванием бёдер и взглядом, таящим в себе какой‑то таинственный вопрос. И смотрел Гена уже не глазами того мальчишки, который сидел рядом на горшке в детском садике или бегал за ней голышом по пляжу, пока родители нежились на солнышке. Это был совсем другой взгляд, взгляд взрослеющего юноши, готового перейти на новый уровень познания непознанного. Хотя, что непознанного было в Таньке, ведь они знали друг о друге всё, вплоть до мелочей, будь то малюсенькая родинка на её попке или шрам на его животе от удалённого в первом классе аппендицита. Оказывается было, и появилось всё это совсем недавно. Хуже всего, что точно такие же взгляды он перехватывал у других, и не только у сверстников, но и у вполне себе взрослых мужчин. Это просто бесило. Не мог Генчик позволить, чтобы кто‑то ещё пялился не его Таню. Поэтому школьные репрессии ужесточились, и к выпускному году дошло до того, что эта забота стала её раздражать.

– Может ты прекратишь? – не сдержалась Таня после очередного избиения глазастого наглеца. – Я так с тобой старой девой останусь.

– Не останешься, – решительно произнёс Гена.

– Ты перестаёшь быть моим надзирателем?

– Нет.

– Тогда как?

Гена схватил её за руку и отвёл за угол, где никого не было. Взяв за талию, усадил на подоконник и крепко сжал её ладошки.

– Я женюсь на тебе.

Танины глаза чуть не вылезли из орбит.

– Дурак, что ли?! – прошептала она, оглядываясь по сторонам.

– Да, дурак. Я понял, что люблю тебя. И всегда любил.

– Но ты же мой брат…

– Да какой я тебе брат… Седьмая вода на киселе.

– Что родителям скажем?

– Мне нравится ход твоих мыслей, – улыбнулся Гена, – уже о реакции родителей думаешь. Скажем, что не можем жить друг без друга. Мы же не можем?

Таня задумалась. А ведь и правда, невозможно было вспомнить ни одного жизненного эпизода, чтобы рядом не было Генчика. Он был всегда и везде. Она привыкла к нему и не представляла жизни, если он вдруг куда‑то исчезнет.

– Я не готова тебе сейчас, что‑то ответить. Но получается сама накаркала. Кто меня тогда потянул за язык, что я с тобой переспала?

– Никто. Это подсознание, детка.

– Ты такие слова знаешь. Ладно, я поговорю со своим подсознанием. Дома продолжим. Помоги.

– Хорошо, – Гена придержал Таню, чтобы она могла спрыгнуть с подоконника. – Я буду ждать твоего звонка.

Весь вечер она пролежала у себя в комнате, переваривая услышанное. Восприняв в штыки неожиданное признание Генчика, сейчас Таня, поняла, что не так уж всё и плохо. Сколько в истории было примеров, когда женились двоюродные братья и сёстры, все цари и короли сплошные родственники. Пусть будет как будет, решила она. И к их многолетней тайне добавилась ещё одна.

Они успешно окончили школу, и впервые не послушав родителей, подали документы в столичный университет, те немного побурчали, но всё же отпустили на экзамены, а когда дети вернулись с информацией, что поступили, радости не было предела. Но больше всего радовались Таня и Гена, ведь теперь они смогут быть вместе не как брат и сестра, а как влюблённая парочка и не нужно будет оглядываться по сторонам, сдерживаться и искать возможность пообщаться без свидетелей. Правда, слово "пообщаться" теперь несло в себе совершенно иной смысл, чем раньше. Их первый настоящий поцелуй случился совсем недавно, во время тех самых вступительных экзаменов. Ничего не подозревающие родители сняли для юных абитуриентов небольшую квартирку рядом с университетом, чтобы дети не мыкались по общагам, не подозревая, что тем самым подталкивают их к той черте, которую те никогда ещё не пересекали.

– И что мы будем теперь делать? – многозначительно произнесла Таня, глядя в окно, где внизу садились в такси их родители.

– Известно что, – так же многозначительно ответил Генчик.

– А ты умеешь?

– Сама же знаешь. Чего спрашивать?

Таня обвила его шею руками.

– И даже не целовался ни с кем?

– Нет.

– Вот ты лапух, – расхохоталась она, – давай научу.

– А ты прям умеешь, – обиделся Гена.

– Умею. Мы с девками так сосались, что сдохнуть можно было.

Он посмотрел на неё с непониманием.

– Просто учились, дурак. А ты что подумал? – сгладила неловкую ситуацию Таня. – Ну не на помидорах же учиться. Смотрели кино про любовь, а потом повторяли.

– И ты ничего не чувствовала? Возбуждение какое‑то…

– Ничего, – соврала она.

Конечно же чувствовала, и ещё какое… После этих "уроков" ночью хотелось выть. Она подумывала даже разорвать эту дурацкую клятву, данную Генчику, и пуститься во все тяжкие как это сделали почти все её подружки. Специально для них Таня придумывала всякие фантастические истории про свои грехопадения, чтобы поддерживать статус порочной красавицы. Обычно это случалось летом на море или зимой во время каникул. Она так красочно и правдоподобно рассказывала о своих вымышленных любовниках, что все верили, и завидовали чёрной завистью, ведь им приходилось довольствоваться тем что есть – пьяненькими одноклассниками или шпаной со двора. У Тани же всегда были изысканные богатенькие ловеласы, обязательно старше её лет на десять‑двадцать, опытные и неутомимые, тонко чувствующие её душу. Рассказы всегда подтверждались дорогущими подарками, якобы подаренными ей любовниками – здесь были и духи, и украшения, и даже восхитительное импортное нижнее бельё. На сама же деле, всё это Таня тайком таскала из маминой комнаты и потом возвращала на место.