Любовь к маленьким
Грэйв не понимая эмоциональных команд нового хозяина, искрился испуская молнии и фейерверки, шипел и свистел. Электронный механизм по‑видимому на свой лад пытался облагоразумить людей, но, в конце концов, устав или потеряв всякую логическую нить, включив защитный режим от перегрузок и самоуничтожения, стал наигрывать классические мелодии.
"Бесконечность тоже имеет границу, она всегда граничит с новой бесконечностью." С. А. Мордашев
Разум постепенно восстанавливал свои позиции, распластавшись на полу разгорячённые тела тяжело дыша, возвращались к реальности.
Машенькино взорвавшееся страстью тело, искрилось от мельчайших капелек пота под цветомузыку испускаемую Грэйвом. Восторг пережитого наслаждения не давал покоя её женской сущности. Девушка беспричинно смеясь, прижималась к мускулистому телу перебирая тоненькими пальчиками волосы на Андреевой голове и тихо, словно боясь испугать наслаждение нашептывала ему на ухо:
– Смешной, знаешь ты очень смешной, я когда увидела тебя первый раз, ты ещё вышел из этой громадной, чёрной машины, маленький такой смешной, как взъерошенный воробушек. Такой взъерошенный, маленький… и серьёзный, мне тебя так жалко стало, ну вот, сразу надулся… Я же не знала, какой ты на самом деле… герой.
– Они нас найдут, так просто от них никто не уходит. Здесь даже моё геройство не поможет. Я должен разобраться с этими чудесами в чемоданах, это хоть какой то шанс.
– А ещё ты сильный, ловкий, я таких мужиков сто лет не встречала. Все какие то ватные, как бабы или чурбаны неотесанные… Ты тоже конечно не подарок, зато ты мой… Ну какой же ты смешной, мне так с тобой весело, голова словно снежинка, а я как отмороженная, наверное несу всякую ерунду?
– Интересно, какой же там код? Взламывать замки нельзя, боюсь, что всё само уничтожится, или ещё хуже заминировано… Код, код, какой же на них код? Идиот сто раз таскал эти торбы, ну кто бы знал, что так случится?
– Мне даже кажется, что ты мне снился в детстве. Серьёзно ну, что ты так смотришь, не надо… Я боюсь, когда ты вот так смотришь… Сейчас начну кусаться хи, хи, хи… Маленький мой, хорошенький, солнце моё нежное, приляг, давай просто полежим, знаешь так, как два ленивых плюшевых медвежонка. Не сейчас же прямо они нас убьют, я схожу с ума от твоих рук, сильной груди… Ты ею меня просто расплющил, асфальтоукатчик да и только, ну поцелуй меня Андрюшенька…
– Ты кем работаешь – каким то программистом?
– Ха, какой же ты умный, а как ты догадался, неужели моя профессия накладывает, такой отпечаток?
– Господи… Я тебя прошу, успокойся. Когда я тебя раздевал из одежды выпали визитки.
– Ты не поверишь, как давно меня так страстно никто не брал. Был правда один немец, ну ещё и эфиоп… Но это так… мимолётно, ну а ты мой маленький… Превзошёл всех!…
– Ответь, ты когда ни будь работала над программами кодов? Хотя бы знаешь, как к ним подступиться? Пойми, у нас осталось максимум десять, пятнадцать часов. Потом уже не спрячешься не среди немцев, ни тем более среди негро эфиопов, и даже если будешь выдавать себя за Майкла Джексона.
– Хи, хи, хи – как это за Джексона, он же перекрасился, то есть я хотела сказать он обелился. А, поняла… Ты просто прелесть, смешной. Ну не дуйся, у нас есть один приборчик на работе, там всё по серьёзному, но поверь… теперь с моими знаниями, мы можем обойтись и без него, ну иди ко мне Андрик.
Маше было особенно приятно произносить «МЫ» или «МОЙ». Она каждый раз когда повторяла, как заклинание эти местоимения то испытывала сладкую мелкую дрожь, пробегавшую от вздувшихся грудей к животу.
Захватив ногами ногу Андрея, прижавшись к его бедру она нежно целовала его подбородок покрытый легкой щетиной. При всём этом увлекательном действе, она успевая информировать Своего Героя, об Их совместном недалёком будущем:
– Ёжик МОЙ колючий, всё у НАС будет нормально, поверь я знаю Мы выберемся из этого подземелья, мама Нам такой классный банкет закатит, она у меня такая деловая, но добрая – хоть и в мэрии работает.
– Почему ты всё время говоришь о своей матери, у тебя, что нет отца?
– Отец бросил нас, когда я была совсем ещё маленькой, четыре или три года прожил и бросил. Мама тогда в комсомоле работала, возвращалась поздно, ты не представляешь, что такое общественная работа? Ни одно мероприятие нельзя было пропустить, вот какая мощная тогда при коммунистах была идеология.
Сейчас уже не то, сейчас всё за деньги! А, мамины убеждения сначала сделали её третьим секретарём райкома КПСС, ну а после и до Моссовета протолкнули.
Естественно коммунисты, как настоящие товарищи «своих» не бросают, сейчас она в мэрии… тоже неплохо зарабатывает. Мамулечка моя любимая, вся в шоколаде. А отец, ну, что? Отец в чём‑то по‑своей деревенскости, её заподозрил в измене, приревновал из за частых мероприятий, устроил драку, избил маминого… непосредственного начальника, сына старого большевика.
Оказалось, он несколько раз подвозил мамулю после поздних заседаний на своей служебной «Волге». Вообще, отец был странный, не мог он, как‑то приспосабливаться или крутится. Как тогда говорили: «Хочешь жить, умей вертеться» и «Будешь в шоколаде!».
Недавно, месяцев шесть назад он позвонил, встретились, хотя мама была против.
Я поехала, спросила почему, почему он не появлялся раньше?
– Ну и что же он ответил, подожди угадаю, неужели во всём обвинил мамулю?
– Анри не нужно так, не подумай, что мы с мамой, какие то мужененавистники… просто мужчина, для того, что бы его любили, должен быть сильным и успешным.