Любовь серой мышки

Вечером Игорю пришлось забирать из детского сада Оксанку, хотя почти всегда это делала жена. Были, конечно, исключения из правил, когда она, к примеру, уезжала в командировку, но в таких случаях она непременно его предупреждала. Он сначала не придал этому никакого значения. У жены в последнее время неприятностей было по горло, вполне возможно, что она забыла позвонить. В этот день, как, впрочем, почти всегда, за детьми пришли мамы и бабушки, он один среди них был как белая ворона. Впрочем, женщины пялили на него восхищённые глаза. Собственно, он привык к подобным оценивающим взглядам. Молодой, статный, широкоплечий, он пользовался у представительниц слабого пола неизменным успехом. У него было мужественное смуглое лицо, с правильными выразительными чертами, большие, чёрные, как уголь, глаза, привлекательная ямочка на подбородке, тёмные, чёткого рисунка брови.

Неопытный в подобных делах, он неловко натягивал на Оксанку трикотажные красные колготки. Девочка всё время хныкала и капризничала, так что он не выдержал и с досады слегка шлёпнул её. Малышка ещё сильнее заревела и, всхлипывая, пожаловалась отцу, что у неё сегодня мальчишки забрали плюшевого зайца.

– Я тебе куплю завтра другого, ещё лучше этого, – утешал он её.

Вечером он собирался с женой ещё раз хорошенько обсудить один существенный вопрос: на какую бабушку лучше оставить детей. На его мать, или на Ларисину. Дело в том, что они собирались на неделю отлучиться по его неотложным делам.

Обе женщины были примерно одного возраста, и что та, что другая – уже на пенсии. Ещё их роднило то, что они благополучно пережили своих мужей и теперь скрашивали своё одиночество заботами, подчас назойливыми, о внуках. Например, матери Игоря, Марии Сергеевне всё время мерещилось, что дети легко одеты, а потому могут застудиться, или к ним неровен час может прицепиться какая‑нибудь опасная болезнь.

Определённые странности были и у другой бабки, что с Ларисиной стороны. Надежда Николаевна, когда дети попадались ей на глаза, старалась их усердно пичкать разными вкусностями, как будто у них других желаний, как о еде, больше не было. Кстати, свахи, хотя и недолюбливали друг друга, всё же внешне держались так, как держатся закадычные приятельницы.

Когда отец с дочуркой вернулись домой, сердце у него сжалось в тревоге. Он надеялся, что Лариса уже дома, но в квартире был один Тимка, который усердно сопел у компьютера, с удовольствием громя виртуальных противников.

– Мама не звонила? – раздевая Оксанку, обратился он к сыну.

– Нет, папа, только звонила бабушка Маша, она спрашивала тебя, – нехотя ответил Тимка, целиком поглощённый в своё занятие.

Переодев дочку, Игорь кинулся к телефону и первым долгом позвонил своей матери. Она жила в соседнем селе, в частном доме, где прошло его детство. Срывающимся голосом он сообщил ей, что жена почему‑то не пришла домой, и он не знает, что сейчас ему делать.

– Господи, ну и что тут такого! Ты же знаешь, какая у неё сумасшедшая работа! Где‑то, видно, задержалась! Да ты в редакцию обязательно позвони! А я, сынок, тебе только что звонила. Ох и заела меня скука, мочи просто нет. Ты не привезёшь мне на недельку Оксанку? Ей у меня просторно будет, не то, что у вас. Свой двор, выйдешь, и сердце радуется. Я клубничку для неё сохранила. Да и борщи у меня, небось, не забыл, какие вкусные. Вы там, наверное, всё на сухомятке сидите.

Лицо у сына сморщилось. Если мать сейчас не остановить, она, чего доброго, начнёт занудливо учить, как надо жить. Назидательный тон у неё уже в крови. 25 лет работала учительницей, и эта специальность, видимо, не могла не наложить отпечатка на её характер.

– Сейчас, мама, не до этого! Когда Лариса вернётся, мы и обсудим этот вопрос.

Он торопливо набрал домашний телефон главного редактора газеты, где работала его супруга. Сергей Антонович Жуков, несмотря на то, что был на пенсии, всё ещё оставался у руля. В ответ на тревожный вопрос насчёт Ларисы, он недоумённо пробормотал, что ни в какую командировку лично он не посылал Быстрову. Но тут же добавил, что сегодня она отпросилась на три часа раньше с работы.

– И вы её отпустили? – упавшим голосом уточнил Быстров. Редактор дал утвердительный ответ, предположив, что Лариса, возможно, сама куда‑то поехала. Она частенько так своевольничала.

В глубокой задумчивости Игорь сидел одетый у себя в комнате. Он не знал, что делать, где искать жену. Лариса обычно была щепетильна в подобных вопросах и никогда так не поступала. Если она отпросилась у редактора, чтобы пораньше прийти домой, то куда же она подевалась?

Значит, не домой ей надо было, а ещё куда‑то. Какие дела у неё в такое позднее время? Нет, тут что‑то не так.

А вдруг с ней что‑то недоброе случилось!

В томительном ожидании он выкурил подряд сразу несколько сигарет и стал нервно вышагивать по комнате. Потом в изнеможении упал в кресло.

А между тем сумерки за окном стремительно сгущались, превращаясь из голубоватых в тёмно‑синие, и вот уже незаметно, крадучись, как волк, подступила непроглядная ночь, высоко в небе мерцали одиночные звёзды. Ему совсем стало жутко. Напрасно он сам себя успокаивал, приказывал – не паниковать. Нервы его сжались в комок, сердце ещё больше заныло в тревоге. Он живо выскочил на лестничную площадку, обзвонил всех соседей, задавая им один и тот же вопрос, не видели ли они его жену? Может, она раньше него вернулась, а затем снова куда‑то ушла.

Но соседи ровным счётом ничего не знали. По правде говоря, многие из них недолюбливали семью Быстровых за то, что у них была, как они считали, слишком безмятежная счастливая жизнь. Глядя на трясущиеся руки Игоря, его перепуганное бледное, как мел, лицо, некоторые из них в уголках рта прятали гаденькую улыбку.

Он вернулся опять к себе, шикнул сердито на орущих детей, не поделивших что‑то между собой, сел у стола, протяжно вздохнул и в отчаянии обхватил голову руками.

Как ни отгонял он тягостные мысли, они, как черви, заползали в душу. Прямо перед ним висел портрет Ларисы. Это творение его рук. Жена особенно не любила ему позировать. А в обнажённом виде наотрез отказывалась это делать, хотя у неё была красивая, гибкая, без малейших изъянов, фигура, одна хрупкая талия чего стоила. Другие женщины с таким прекрасным телосложением, напротив, искали бы повод лишний раз пощеголять в чём мать родила перед мужьями. Но у Ларисы были свои представления на этот счёт. Она твёрдо считала, что, если любящая жена хочет удержать подле себя мужа, она должна как можно дольше оставаться для него тайной.

С щемящей болью в сердце он всматривался в дорогие черты, в её огромные лучистые, похожие на два озерца, синие глаза. На этом портрете у неё такая смущённо‑ виноватая улыбка. Или ему сейчас это так кажется? Но она будто просит у него за что‑то прощения. Господи, какая же она у него была красавица. Несколько лет назад на краевом конкурсе красоты, на зависть своим коллегам, она заняла первое место.

Да, но почему – была? Он невольно вздрогнул от этой навязчивой мысли, на миг ему стало страшно, что он подумал о Ларисе в прошедшем времени.

Он встал и опять, заложив руки за спину, заходил бесцельно по комнате, следуя своей излюбленной привычке в минуты сильного волнения. Нет, надо действовать! Почему он, как истукан, сидит! Если бы, к примеру, подобное случилось с ним, Лариса наверняка подняла бы на ноги всех. Он рысью выскочил на улицу и, как раненый зверь, заметался по ночному и уже малошумному городу, в смятении толком не зная, куда идти.