Мама, давай вернём папу! История одного развода
Они продолжили путь к машине.
– Тебе девять исполнилось? – не отступала от темы дня рождения новая знакомая.
– Десять, – буркнула Аня.
– О, юбилей! Как здорово! Вы в школе это как‑то отмечаете? У меня сын в детский сад ходит, в следующем году уже выпустится. Так у них традиция: у кого день рождения, тот приносит всем конфеты. А он в этом году, именно в день рождения, заболел ветрянкой. Представляешь? У тебя была ветрянка? У всех, разумеется, была. Я и сама именно в детском саду ей переболела. Так‑то ничего страшного, но за Тёмку обидно: день рождения – и с температурой. Зато потом, спустя три недели, в саду отметили. Выходит, праздник растянулся почти на месяц. Ну так как, у вас поздравляют одноклассников?
– А мы уже пришли, вот и машина! – папа достал из кармана ключи, а Аня побежала к переднему пассажирскому сиденью, но папа открыл ей заднюю дверь. – Нюр, пусть тётя Лиля вперед сядет, ладно?
Вот теперь вечер точно был безнадёжно испорчен. Аня послушно плюхнулась на заднее сиденье. Папа завёл машину и ещё долго выбирался из забитого автомобилями двора, чертыхаясь и ругаясь на «овец», «дятлов» и «куриц». На часах было около шести вечера. Пробки.
– Ой, Коль, сегодня такой интересный день был, – начала щебетать тётя Лиля, когда папа в очередной раз уставился в навигатор с застывшей красной линией, ведущей к дому. – Утром парень зашел, попросил пятьдесят один ирис. Ему Кристина собирала букет. Сказал, что вечером сделает предложение своей девушке. А уже в четыре пришел вместе с ней, с невестой, за букетом роз для будущей тёщи!
– А сколько роз понадобилось тёще? – не отрываясь от дороги, но улыбнувшись, спросил папа.
– Поменьше, двадцать одна. Но зато премиальные!
– Надо бы их больше возить, часто спрашивать стали, – отреагировал папа.
Аню расстроило то, что он говорит при ней на какие‑то посторонние, рабочие темы. В руках плавилась подаренная шоколадка, а Ане очень хотелось есть. Пока взрослые беседовали, она осторожно развернула плитку, отломила кусочек и закинула его в рот – настоящее лакомство! И орехи – такие вкусные!
Едва дожевав всё, что было во рту, Аня потянулась за новой порцией. В машине работала печка, поэтому кусочки уже не отламывались, а отрывались, тут же растворяясь во рту.
– Репетиция была сегодня? – всё‑таки вспомнив о дочери, поднял подбородок папа и посмотрел в зеркало заднего вида. – Ух ты! Что это с тобой? Что за чудище я везу?
Тётя Лиля обернулась и рассмеялась:
– Нюра, ты вся в шоколаде! Сладкая девочка! Сейчас всё исправим!
Она тут же открыла бардачок, достала влажные салфетки… И Ане показалось, что сделано это было как‑то по‑свойски, как будто чужая женщина наверняка знала, что у папы там лежит целая упаковка этих самых салфеток, и уже не раз доставала их.
– Держи, Нюр, – продолжала улыбаться тётя Лиля. – Вытирай нос, левую щёчку, губы и подбородок – всё в шоколаде!
Нюрой Аню называл только папа. Даже мама так не называла. А уж чужие – тем более. Аня съёжилась, быстро запихнула недоеденную шоколадку в рюкзак и вытерла испачканное лицо.
Папа припарковался примерно в остановке от их дома.
– Ну, я пошла! – звонко пропела тётя Лиля. – Анечка, было приятно познакомиться!
– Всё хорошо? – обернулся папа, когда дверь захлопнулась и они остались одни.
– Да, – сухо ответила Аня.
Автомобиль тронулся, и через несколько минут они были дома.
Мама вернулась с работы примерно через полчаса и сразу занялась приготовлением ужина. Беседовать с папой о неудачной самостоятельной, чтобы зарядиться оптимизмом, было уже бесполезно, так что Аня решила сразу сообщить о тройке маме.
– Как так? – округлила глаза та, услышав эту новость. – А я тебе говорила: это всё твои вечерние посиделки перед телевизором. Предлагала позаниматься, ещё раз подготовиться как следует, и что услышала в ответ? «Я всё знаю! Легкотня!» Вот тебе и «всё знаю»! Тащи сюда тетрадь, посмотрю, что не так.
Аня опустила глаза, открыла рюкзак, потянулась за тетрадкой и… вляпалась во что‑то тёплое и мягкое. Это была растаявшая шоколадка.
– Боже! Откуда у тебя это? Кто дал? Кто разрешал шоколад есть?
– Тётя Лиля дала, – испуганно выпалила Аня и тут же почувствовала, что лучше бы сказала нечто другое.
– Кто–о–о? – маму буквально перекосило. – Так, иди в свою комнату. Быстро! И отца позови срочно. Дверь к себе закрой.
Папа пришёл на кухню сам, вывел оттуда Аню, а затем сел за стол. Аня закрылась в своей комнате, упала на кровать, натянула на лицо одеяло, но запретить себе слушать то, что говорили в нескольких метрах от неё родители, было невозможно. Ноги как будто сами подошли к двери.
– Какого чёрта ты знакомишь мою дочь со всякими шлюхами? – кричала мама. – Ты у меня спросил разрешение?
– Она не шлюха, мы вместе работаем. И кстати, до нее всё было куда сложней, – тихо и спокойно отвечал папа. – Я тебя много раз просил оставить свою дурацкую работу, чтобы помочь мне. Те деньги, которые я плачу Лиле, могла бы получать ты, они оставались бы в семье. Но у тебя же карьера! Ты же можешь через сколько‑то лет стать начальником отдела!
– Ага, ты бы эти деньги ещё во что‑нибудь вложил, только не в меня, не в семью! Не в квартиру, о которой мы мечтаем уже одиннадцать лет, меняя съёмные. И да, не смей в нашем доме упоминать имя этой стервы! Я требую, чтобы ты завтра же уволил эту дуру! – голос мамы все больше превращался в визг.
– Я этого делать не буду, – совершенно спокойно отвечал папа. – И не ори на весь дом, что соседи подумают?
– Плевать мне, что скажут соседи, пусть все знают, какой кобель тут живет. Завтра же увольняй её!
– Нет.
– Тогда убирайся. Убирайся прямо сейчас! Забирай свои вещички и топай к этой твари! Проживём как‑нибудь без тебя, неудачника! Интересно, чем же ты её покорил? Как мужчина ведь ты никакой!
Папа ничего не ответил. Аня услышала, как его тяжелые шаги направились к кладовке. Может, папа решил отвлечь маму и пошёл за ёлкой?
Папа действительно открыл кладовку, слышно было, как он там копошится – «Точно, ёлку ищет!» А потом на пол упало что‑то тяжёлое. Аня приоткрыла дверь. Нет, не ёлка. Папа вынес из спальни гору вещей, бросил их в чемодан, кое‑как справился с молнией и стал обуваться.
– Ты что делаешь? Ты что, рехнулся? – мама вышла из кухни и перегородила ему дорогу. – Ты Аню напугаешь. На место вещи положи. Я сказала: положи всё на место!
– Уйди с дороги, – приказал папа. – Сказала уходить – я ухожу. Всё. Достала. Не мужчина я, неудачник, кобель. Да, я тебе признался про Лилю, думал, мы вместе это переживём, ты поможешь мне справиться. А ты, что ты? Унижения сплошные. Слова хорошего не скажешь, не обнимешь. Ты, что ли, в постели огонь?