Мажор по соседству. Сердце на куски
– Ну, я не удивлена вообще‑то, – отмахивается Акси, – ты так его ненавидишь. Давай, вещай. Хочу узнать, как ты убила и расчленила этого отбитого увальня. Хоть и во сне, но все же.
– Я его не убила, – качаю головой и жмурюсь изо всех сил, прогоняя картинки из сновидения.
– Нет?
– Нет. И не расчленила.
– Оу…
– Аксинья, – кусаю губы, а потом почти залпом выпиваю стакан холодной воды, что стоит на столе.
– Ну? Не томи, Ляль!
– Я с ним целовалась, – и от этих слов у меня даже живот крутит, так мне стыдно за себя и свои сны.
– Чё?
– По‑взрослому, – киваю я и сглатываю.
– Ась?
– С языком, – втянув голову в плечи, все‑таки призналась я.
– Ах!
– Ох!
– А зачем?
– Откуда мне знать зачем, Аксинья? – взрываюсь я. – Я сама в шоке, знаешь ли!
– Рассказывай, – сложила она предплечья на стол и уставилась на меня как на седьмое чудо света.
Блин. Надо было смолчать. Тут всего и не расскажешь же…
– Ну… мы были в лифте, – начала я несмело.
– Так.
– Я, значит, стою у одной стены. А Егор этот придурочный у другой. И мы смотрим друг на друга. У меня почему‑то колени трясутся. А этот припадочный дышит так, как будто кросс осенний на два круга пробежал. И вот я не выдерживаю его взгляда и опускаю глаза.
– Ага, – кивает Акси и шумно отпивает свой коктейль из высокого бокала, – а дальше что?
– А дальше он делает ко мне шаг.
– Ой!
– Да! Делает. А за ним еще один, пока не подходит ко мне вплотную.
– У‑у‑у!
– А в следующую минуту кабина дергается и замирает.
– Мама!
– Его руки обвиваются вокруг моей талии, и ненавистный сосед стискивает меня в своих объятиях.
– Да, да! И потом целует, да?
– Да!
– Гад!
– Не то слово! Язык свой мне в рот засовывает.
– Ах, какая пакость, – кривится Аксинья.
– Ужас просто! – передёргиваю плечами, но вдруг замираю на мгновение, пытаясь понять, что творится у меня внутри.
И где моя привычная и уже родная ненависть к этому мажору? Ах, вот она. На месте. Продолжаем!
– Ну и дальше. Сосед мой руками меня своими загребущими лапать начинает, пока его язык шурудит у меня во рту. Основательно так шурудит. Зубами прикусывает нижнюю губу, пока сам до легкой боли сжимает мои ягодицы. И…
– Что и…?
– И толкается в меня всем своим телом.
– О‑о… ты залепила ему хук справа?
– Ничего я ему не залепила, – дуюсь я сама на себя.
– А что тогда? По бубенцам врезала? – гадает подруга и я предпочитаю кивнуть.
Ну, а что? Не говорить же ей, что я в этом глупом сне сама на мажора чуть ли не вешалась, как… как… как дура набитая! Вот!
А я вешалась да! И выгибалась точно так же, как та девка, которую он облизывал и щупал при нашей последней встрече в лифте. А еще стонала. И сама его трогала. Да!
Я помню, как мои пальцы скользили по его густым, шелковистым волосам. По колючему ежику на затылке. По упругим кубикам на прессе. По ягодицам, затянутым в белоснежные джинсы. По крепким рукам, которые так надежно прижимали меня к сильному, тренированному телу.
Так, все эти воспоминания под запретом. Гриф «секретно» на сто пятьсот лет. Нет! Больше!
– Ляль?
– Что? – встрепенулась я и отряхнулась, будто бы по мне бегала толпа мерзких тараканов.
– Ты на вопрос не ответила.
– На какой?
– У‑у, подруга! Тебе что же сосед твой нравится?
– Сбрендила? – буквально заорала я на всю кофейню, хорошо хоть посетителей было немного для моего неожиданного перформанса.
– А что, он так‑то объективно симпатичный.
– Все, ты мне больше не подруга. Объективно. И официально, – фыркнула я.
Аксинья смеется во все горло, а я с откровенным покерфейсом смотрю на нее, сложив руки на груди.
– Всё? Угомонилась? – спросила я, когда подруга пришла в себя.
– Зарецкая, а что, если ты реально… ну это… того?
– Чего?
– Влюбишься в своего соседа! – захлопала в ладоши Бронштейн.
– Ой, что это у тебя, – расширяю удивленно глаза и тяну руку к её уху.
– Где?
– У тебя, Аксинья Бронштейн, мозги кажется потекли.
– Иди ты нафиг, дура! – смеется подруга и я вместе с ней.
– А вот и пойду!
– Верное решение! Потому что нормальным девочкам не снятся всякие странные мальчики, которые заталкивают язык им в рот. А даже если и да, то им не должно это нравится. Ни в коем случае!
– А мне и… фу! – трясу руками, и мы опять хохочем.
И тема разговора наконец‑то меняется. На Макса. Который все еще преследует мою подругу, не давая ей продыху. Свиданий требует. Целоваться опять лез, скрутив бедную Акси в ближайшем супермаркете, куда она вчера вечером вышла за хлебом.
