Медный обряд. Легенды Черного озера

В холле института часы показывали половину первого, и я не надеялась, что застану Бориса Глебовича в кабинете. Задребезжал звонок, в коридорах смолкли шумные голоса: началась третья пара. Я торопливо провела пальцем по строчкам расписания и, минуя сурового вахтера – Зинаиду Павловну, грозу опоздавших студентов, юркнула в правую рекреацию. Здесь находилась лестница, которая вела наверх. На площадке между первым и вторым этажом я столкнулась лицом к лицу с Борисом Глебовичем, тут же вспыхнула от стыда и вжалась в стену. Профессор укоризненно взглянул на меня и направился вниз. Он держался за перила и спускался боком, с трудом переставляя ногу на следующую ступеньку. Морщинистая рука подрагивала на перилах. Я не посмела предложить свою помощь, переживая, что ненароком задену гордость профессора. Куда там! Я вообще не могла ни заговорить, ни шевельнуться, пока Борис Глебович сам не обратился ко мне, одолев лестницу:

– Так и будете стоять? На экзамен вы не явились. Ступайте к ректору, пишите заявление на пересдачу в сентябре.

– Борис Глебович… простите, – краснея до самых ушей и с трудом подбирая нужные слова, ответила я. От волнения ноги тряслись и спотыкались на ступеньках. – Я готова к экзамену. Просто ездила по одному делу и нечаянно задержалась. Не ставьте, пожалуйста, неявку, – я прикусила губу и опустила голову, чтобы спрятать выступившие слезы.

– М‑да, – вздохнул профессор, вытирая платком лоб. – Ну и дела. Все, все. Отставить слезы. Пойдемте в аудиторию. Я надеюсь, у вас хватило времени, чтобы повторить материал?

Я поспешно вытерла щеки и с готовностью закивала.

– Присаживайтесь, – он положил ключи на трибуну и указал на первую парту. – Сейчас разложу билеты. Нелли, имейте в виду, я первый и последний раз делаю для вас исключение.

Борис Глебович приоткрыл окно, повесил пиджак на спинку стула, поправил галстук на рубашке в мелкую синюю клетку и подготовил экзаменационный стол. В душное помещение ворвался ароматный майский ветер. Профессор украдкой взглянул в мою сторону, и лицо у него подобрело.

Я подошла к столу, вытянула билет из середины и пробежалась глазами по списку вопросов. Волнение в один миг испарилось и сменилось радостью. Выпала знакомая тема, в свободное время я изучала ее дополнительно.

– Борис Глебович, можно сразу ответить?

– Если уверены, то, конечно, – профессор развел руками, надел очки и опустился в кресло напротив.

– Первый вопрос билета – «Древняя Русь в тринадцатом веке». Киевская Русь возникла в результате объединения восточнославянских племен под властью князей династии Рюриковичей… – бойко начала я.

Профессор слушал мой рассказ с интересом, и я с удовольствием отмечала про себя, что он больше не сердится из‑за опоздания. Когда я ответила на все вопросы, Борис Глебович с одобрением кивнул, расписался в ведомости и сказал:

– Превосходно. Заметно, что вы с особой ответственностью отнеслись к подготовке. Но будьте добры, успевайте на другие контрольные точки. Давайте зачетку.

Я открыла сумку, силясь вспомнить, брала ли зачетку с собой. К счастью, она нашлась в подкладе на самом дне. Когда я выходила из автобуса, то не убрала часы в мешочек, теперь пришлось их доставать, чтобы распутать длинную цепочку, которая зацепилась за вещи.

– Любопытно, – прогремел голос Бориса Глебовича. – Разрешите‑ка взглянуть.

Я оглянулась на него, пытаясь понять, о чем он говорит, и заметила, что профессор не сводит прищуренных глаз с часов. Я протянула их Борису Глебовичу. Он осторожно положил часы на ладонь, посмотрел на них через очки‑лекторы, сдвинутые на кончик носа, извлек из нагрудного кармана лупу и принялся разглядывать резьбу на крышке. Потом профессор щелкнул механизмом, раскрыл часы и покрутил колесо заведения.

– Еще минутку, – озадаченно почесал затылок Борис Глебович и отошел к окну, изучая циферблат под разными углами.

– Мне передали часы сегодня. Они… какие‑то особенные, да?

Сердце ухнуло в пропасть, а к горлу опять подкатил ком. Тревожные мысли, странные сны и видения сплетались воедино, отражаясь в блестящей крышке медных часов. Я сгорала в рыжем огне.

– Их непросто забыть, – покачал профессор головой и вернул мне часы. – Но… есть одна странность. Вы не меняли циферблат?

– Нет. А в чем дело?

Борис Глебович сделал несколько шагов до шкафа и обратно, словно решая, стоит ли продолжать разговор, но вскоре тень колебаний пропала с его лица. Он подошел к столу, сел в кресло и объяснил:

– Когда‑то я держал в руках подобную вещь. Это было очень давно. А про циферблат спросил не просто так. Дело в том, что у тех часов, которые мне встречались, он был черного цвета, а цифры на нем – желтого. А вот корпус… Узор оригинален, принадлежит одному и тому же мастеру или… роду мастеров. Тот же круг с цветочным орнаментом, а в нем изображен символ времени. Вот здесь, видите? – профессор показал на тонкую вертикальную молнию. – Не думал, что встречу эту символику вновь.

– Странно. Может быть, это современная копия? Просто сувенир без часового механизма. Я не смогла их завести.

– Сомневаюсь, что подделка, – нахмурился Борис Глебович. Я заметила, что он недоверчиво поглядывает на меня. Как же это знакомо…

– Откуда они у вас? – спросил он.

– Их передала женщина, которая назвалась маминой коллегой по работе. Я не слышала о ней раньше, и к папе она не приходила. А тут… Дарья встретилась со мной, пригласила в гости. Обещала рассказать, что произошло с мамой, куда она пропала… – тут я не выдержала, остановилась и сжала зубы. Я не знала, как спрятать боль. Она все время вырывалась наружу.

– Да, я слышал про вашу маму, – профессор вздохнул и нерешительно опустил ладонь на мое дрогнувшее плечо. – Громкая история. В то время вам сопереживал весь город. А что за коллега? Я бы хотел переговорить с ней. Поймите меня правильно. Профессор наклонился над столом и прошептал: – Эти часы могут быть опасны.

– Мне бы тоже хотелось встретиться с ней, – отчаянным шепотом ответила я. – Но вчера ночью ее убили.

В глазах моего собеседника промелькнул ужас. Он оглянулся на дверь и сказал:

– Я расскажу историю, которая случилась почти двадцать лет назад. Не хочу пугать, но нельзя, чтобы вы оставались в неведении. Коли уж заикнулся о часах, то должен объяснить, почему нахожу их опасными, верно?

Я кивнула и поспешила успокоить профессора:

– В моей жизни происходило слишком много странностей. Я все понимаю. Весь разговор останется между нами.