Медный обряд. Легенды Черного озера

– Ну! – поторопила я, сгорая от любопытства. – Ты снова пришла к нему?

– Нет, – вздохнула она. – Он сам. Опять подстроил встречу. Мастер случайностей, черт побери. Притащил билеты в театр, якобы подарили, а он не знал, с кем пойти. И так все время: то одно, то другое. Я привыкла к этим причудам. И незаметно как‑то закрутилось.

– А Тема? Он знает о вас?

– Разумеется. Только он и знал, – вздохнула подруга. Мы дошли до моего подъезда и сели на лавочку.

– Марин, я никому об этом. Я просто хотела убедиться, что все в порядке. Скажу прямо, я не в восторге от Марка. Но осуждать не буду. Главное, чтобы ты была счастлива.

– Точно, – неожиданно хлопнула себя по лбу Марина. – Вот башка дырявая. Марк передал тебе амулет. Сейчас.

Она вытянула из кармана рюкзака грубую нить с подвеской из синего камня, похожего на лазурит. Амулет имел форму клиновидного кристалла.

– Для чего это? – поинтересовалась я.

Маринка пожала плечами.

– Я спросила, но он отмахнулся. Сказал, что сама позвонишь, если не разберешься.

– Ну ладно, позвоню. Не стоило, конечно. Проблема решилась сама собой. Теперь все прекрасно, – выдавила я благодарную улыбку.

Что в этом камне? Маячок, чтобы следить за мной? Или намек, что мое состояние рассекречено? Вот и новый поворот. Теперь некогда раздумывать над базой практики. Все решилось само собой. Я не выдержу месяц в неизвестности.

 

Мы попрощались с Мариной, и я осталась одна. Тишина заметалась по комнатам. Того ли я хотела? Может быть, зря отказалась от праздника?

Я положила на стол амулет и осмотрела его. Синий камень отбросил холодную тень. Неожиданный подарок. Как с ним поступить?

Можно выкинуть амулет, можно оставить его дома, можно раздробить камень на мелкие части, а можно… надеть и носить его, притворяясь глупой девчонкой. Если сделаю именно так, то, наверное, Марк отвяжется.

Я открыла шкафчик, где раньше стояла шкатулка с медью, и положила в него часы. Из пустого пространства в стене потянуло влажным холодом, как из могилы. Я захлопнула ногой дверцу шкафа, чтобы не сквозило мрачными воспоминаниями. Бац! Внутри раздался приглушенный хлопок. Что за… Кровь отхлынула от лица. От ужаса онемели пальцы. М‑да, нервы расшалились не на шутку.

Любопытство пересилило страх, я вновь открыла дверцу и проверила шкаф. На полке, прямо передо мной, лежала толстая тетрадь в кожаном, изрядно потрепанном переплете. Раньше она была спрятана у боковой стенки шкафа, и я не замечала ее. Но теперь, когда стенки сотряслись от удара, рукопись упала.

Все пожелтевшие страницы тетради были полностью исписаны. Я узнала мамин почерк, у меня сохранились открытки, фотографии, счета, подписанные ее рукой. Я пересмотрела их не на один раз. Как так случилось, что дневник нашелся только сейчас?

Цвет чернил отличался: заметки писались разными пастами, кое‑где даже простым карандашом. Почерк тоже менялся. Если в начале тетради он был мелким и каллиграфическим, то в конце становился небрежным, словно мама едва успевала за ходом мыслей. Первые страницы дневника посвящались свадебному торжеству, первым годам совместной жизни с отцом и моему рождению.

Особое внимание привлекли заметки, написанные в двух тысячи втором году.

09.07.2002 г.

Прошел всего год после смерти бабки Агаты, а в нашем доме снова беда. Сегодня умерла мама. Бедная, она так мучилась перед смертью… Мы верили, что победим рак, но время было потеряно. Врачи предупреждали, что лекарства только уменьшают боль, а я так радовалась, когда маме стало лучше. Кто мы есть без надежды? К смерти нельзя быть готовым. Чувствую себя полностью опустошенной. Когда слезы выплаканы, не остаётся ничего, кроме тупого равнодушия.

Мама умерла в восемь утра. Я чувствовала, что мы вот‑вот попрощаемся, и ночевала в тот день у нее. Скорая приехала на рассвете, нас отвезли в больницу. Завтра похороны. Твержу себе, что справлюсь, а самой так душно, что вот‑вот задохнусь.

22.07.2002 г.

Мы переезжаем в мамину квартиру, а старый дом выставляем на продажу. Так будет лучше для Нелли. Она подрастает, а мы ютимся в тесной комнатушке. Теперь у моей малышки будет своя комната. Рядом с новым домом недавно построили школу. Дочка сможет там учиться. С завтрашнего дня перевозим вещи. Это хорошо. Когда я занята, то не думаю о своих переживаниях, не возвращаюсь в пучину боли и одиночества. Напоминаю себе каждый день, что у меня есть родные люди, моя семья, ради которой стоит жить.

13.08.2002 г.

С утра застала Нелечку на полу. Она не первый раз скатывается с кровати по ночам. Моя девочка жалуется на дурные сны, я вижу в ее глазах страх и беспокойство. Она боится ванной комнаты, просит, чтобы Миша или я включили ей воду для умывания. У меня появляются догадки о причинах такого странного поведения…

19.08.2002 г.

На прежней работе было легче. В общении с клиентами день пролетал незаметно, я почти не уставала. Теперь я до позднего вечера разбираю ворохи бесчисленных бумаг, составляю договоры, делаю копии документов. Монотонная работа выматывает, чувствую себя обессиленной. Беспокоюсь, что не уделяю Неле достаточного внимания: целый день она в детском саду или с Мишей. А я прихожу домой и падаю без сил. От слабости темнеет в глазах. Надо бы обратиться к врачу.

1.09.2002 г.

Ночью Нелечка кричала во сне. Я разбудила ее, и она рассказала о черной воде в нашей библиотеке и о книжке со страшной фотографией. Я боюсь за свою дочь. Бабка Агата не шутила, когда говорила, что девочка родилась особенной и ее жизнь не будет спокойной, так как «сознание хрупкое, а нутро сильное». Мать никогда не воспринимала слова Агаты всерьез, считала ее помешанной на колдовстве. Между ними складывались непростые отношения. До тех пор, пока Агата не умерла от инфаркта. Мама переживала, что это произошло по ее вине, они сильно поссорились накануне. А я уверена, что смерть бабушки связана с той жуткой историей о Черном озере, которую она часто рассказывала на ночь. «Я оставила в тех краях половину души, не могу себе простить», – приговаривала она и плакала всякий раз, когда заканчивала рассказ. А я все думаю, вдруг зря не верила ей?

Что ждет Нелли в будущем?

6.09.2002 г.