Медный обряд. Легенды Черного озера

Когда меня расспрашивают о маме, я в первую очередь вспоминаю о том, как мы ходили в музей изобразительного искусства, где в просторных залах, обитых красной тканью, выставлялись ценные экспонаты. Мама вела меня за руку и отвечала на поток моих детских вопросов. Ее взгляд становился внимательным и серьезным, когда она с увлечением что‑то рассказывала мне. Мама всегда говорила со мной, как со взрослой. Я внимательно слушала, прижимаясь щекой к ее теплой руке, и с наслаждением вдыхала тонкий аромат духов. Да, духи я запомнила лучше всего. До сих пор вздрагиваю, когда улавливаю в толпе ту неповторимую цветочную нотку.

В самом маленьком зале музея находилась экспозиция, посвященная ювелирному искусству. Я стояла в центре зала и с интересом разглядывала украшения в стеклянных витринах, как вдруг за спиной вспыхнул золотисто‑розовый свет и привлек мое внимание. Я подошла вплотную, и прикоснулась взглядом к миниатюрной птичке, свитой из проволоки. Эта чудесная брошка настолько восхитила меня, что я замерла на месте, пораженная дивным чувством. Будто я здесь, но в то же время безгранично далеко. Ноги словно приклеились к полу. В тот день я впервые почувствовала удивительную энергию меди и научилась определять, откуда она исходит. Я словно шагала навстречу ласковому ветерку, который задевал нежные струны детской души.

– Ма‑ам, а купи эту птичку?

– Неля, мы с тобой в музее, тут ничего не покупают. Когда люди приходят сюда, они сами становятся частью истории. Искусство вдохновляет их на что‑то новое, понимаешь? Закрой глаза, – сказала она, – и представь себя в далеком прошлом. В этом доме жила княжеская семья. Они устраивали балы, пили вечером чай из сервиза, играли на клавесине и пели. Эту птичку мастер подарил маленькой девочке‑княжне.

Когда я закрыла глаза, то ощутила странное головокружение. По залу разлились печальная музыка, плач и стоны. Стало душно и жарко. Я испуганно заморгала и наклонилась над табличкой в стекле.

– А что тут написано? – пригляделась я к тексту, высматривая очертания знакомых букв.

– Здесь про брошку, дочка. Ее сделал неизвестный мастер в восемнадцатом веке. Это время наших прапрабабушек и прапрадедушек. Значит, птичке больше двухсот лет.

– Ого! Это давно?

– Очень давно, – улыбнулась мама, – а еще тут сказано, что брошка из меди. Медь – это такой металл.

– Как золото?

– Не совсем так. У золота другой состав, и стоит оно дороже. Не все мастера работали с дорогими металлами. Некоторые ювелиры выбирали медь или ее сплавы – бронзу, латунь, мельхиор.

– А если бы я жила в восемнадцатом веке, ты бы купила мне птичку?

Мама рассмеялась.

– Конечно.

Миллионы раз я вспоминала тот день, надеясь оживить мамино лицо с фотографии. Интересно, что она бы сказала, узнав о шкатулке? Чего в ней только не было! И почерневшие от времени монетки, и забавные сувениры из проволоки, разные брошки, цепочки, ложечки, даже очки. Став старше, я оценила свое сокровище. Все вещи в нем оказались медными. Но не в этом самая соль. Случайные сувениры объединял странный факт: все они были украдены.

На каждую вещь, что появлялась в шкатулке, я смотрела как в музее на птичку, восторженными глазами, а по венам жаркими струйками растекалась эйфория. В свое оправдание скажу, что я всегда убегала прочь, почувствовав очередной медный прилив. Бесполезно. Сувенир все равно оказывался в кармане, доставляя неприятности владельцу кармана и моему несчастному отцу.

Я не могла изменить поведение в лучшую сторону: мания к особенным медным вещам стала настоящим проклятьем, черным пятном на душе. Так, в двенадцать лет меня впервые застукали на воровстве. Классный руководитель поймала за руку, когда я заталкивала в карман статуэтку с ее стола. На последнем уроке меня чистили перед всем классом, а потом я очутилась в детской комнате милиции.

Несколько часов растянулись в вечность. За окном сгустились сумерки, рыжие звездочки на линолеуме раздвоились в глазах, щеки опухли от слез, от страха заболел живот. Я осталась одна, и зудящая, невыносимая, душная тишина заполнила кабинет. Когда в коридоре раздался звук шагов, и я услышала обрывки речи о себе, то сердце заколотилось так, будто сейчас выскочит. Я захотела, чтобы в полу образовалась дыра для внезапного исчезновения.

Они сидели передо мной втроем – отец, инспектор и психолог. Психолог задавала вопросы, уставившись в бланки перед собой, и только изредка бросала на меня уставший, отстраненный взгляд. В ответ я молчала. А как ответить? Что ответить? После того, как мама исчезла, я не понимала, что такое любовь, привязанность и духовная близость. Эти слова утратили для меня смысл. Но не рассказывать же о ссорах с отцом и о том, что он каждый день пьет. Я сделала вид, что не желаю ни с кем говорить и, опустив голову, слушала, слушала, слушала…

Закончилось дело тем, что папа крепко выругался, схватил меня за руку и потянул к выходу, напоследок рявкнув на теток, что заплатит их «чертов штраф», а времени слушать нравоучения у него нет.

Отец после исчезновения матери стал спиваться, время от времени уходя в продолжительные запои. На прежней работе, в строительной конторе Шведова, он находился у начальства на хорошем счету, и около года на его выходки закрывали глаза. Но так не могло продолжаться вечно. Вскоре отцу предложили написать заявление на увольнение, и над благополучием нашей семьи повисла угроза безденежья.

С помощью знакомых папа устроился грузчиком в один из ближайших магазинов. Жить стало тяжелее, денег не хватало даже на продукты. Утро начиналось с того, что я около получаса будила папу на работу и прятала бутылки со спиртным. Я плакала и умоляла его покончить с дурной привычкой, которая губила нас. Мне было жаль отца, жаль даже тогда, когда он стал поколачивать меня, чтобы «выбить всю дурь». И все это время я ждала ответа на главный вопрос, который беспокоил больше всего. Куда ушла мама? Но отец молчал, уставившись в одну точку так долго, что у меня появлялись подозрения, будто бы он сам не знает всей правды. А пока боль полыхала в его груди, он заливал ее алкоголем.

 

Я знала источник этой боли: отец так и не смирился с потерей, раз спустя столько лет он не нашел замену родному человеку. Он умер через год после моего поступления в институт. Его разбил инсульт, ноги отказали. Я ждала чуда, ждала, что все наладится, мы заживем, как никогда раньше. Но… Состояние отца не улучшалось. Я подолгу сидела у его кровати, прижимаясь лбом к шершавой ладони. Меня знобило от страха при мысли, что провожу с ним секунды, которые будет не вернуть. Однажды я не выдержала, расплакалась при нем:

– Папочка, я так тебя люблю. Прости меня за все.

– Береги себя, славная девочка, – папа прижал мою голову к своей груди, а когда я поднялась, то на его футболке остались мокрые разводы. – Скорее бы вечер. Когда темнеет, я слышу плеск волн, и наша мама зовет меня к себе. Ты помнишь ее? Она была такая красивая…

Я замотала головой и расплакалась сильнее, догадываясь, что означают эти слова. Вскоре я осталась одна в пустых, безмолвных комнатах. Меня давно не страшили черные монстры в углу, они остались детскими сказками. Заброшена была и деревянная шкатулка с медным кладом. Давненько не попадались на глаза медные вещицы с удивительным магнетизмом. Впрочем, так лучше. Они приносили одни неприятности и репутацию чокнутой воришки.