Медный обряд. Легенды Черного озера
Опять нахлынули воспоминания. Я, шустрая пятилетняя девчонка, осваиваю просторы новой квартиры, в которую мы переехали после смерти бабушки, маминой мамы. Помню, как я была очарована светлыми, просторными комнатами с большими окнами, с высокими потолками. Я кружилась по комнате, а солнечные зайчики на стенах кружились вместе со мной. Помню, как часто плакала по ночам, но отчего? Кажется, меня мучили ночные кошмары, по ночам пугали серые тени, которые не просачивались сквозь закрытые ставни прежнего дома; сумрак, исходящий из окон был жутким, несмотря на свет от фонарей. Я боялась заходить в родительскую комнату по вечерам, чудилось, будто кто‑то наблюдает за мной.
Бывало, я просыпалась на полу и долго осматривалась, словно пыталась понять, где нахожусь. Постепенно привыкла к другому пространству, другой обстановке. Здесь все было ничуть не хуже, чем в старом доме, но он вновь и вновь являлся во снах, будто мое сердце примотали бечевкой к его фасаду. Там уже тринадцать лет живут другие люди, все перестроено, переделано, но каждый раз, стоя у ворот, выкрашенных в ярко‑бирюзовый тон, мне хочется постучаться и на пару минут вернуться в прошлое.
Когда в квартире полным ходом шел ремонт, я радовалась любой возможности быть полезной и в ожидании нового поручения в нетерпении прыгала возле отца, пока он, стоя на стремянке, прикручивал люстру к потолку или собирал мебель. Он смеялся и называл меня славной девочкой, папиной помощницей. А в перерывы мы собирались за столом на кухне, и пили чай с нашими любимыми конфетами «Метелица». Как же мне нравилось то время!
Лето закончилось, из детского сада меня все чаще стал забирать папа, мама появлялась дома лишь поздними вечерами. Я чувствовала ее усталость и обеспокоенность, когда она читала на ночь книгу, когда обнимала меня перед сном. «Мне приходится задерживаться на работе, родная моя, – говорила она, – не грусти, я люблю тебя так же, как и раньше. Скоро наступят новогодние праздники, и мы будем много‑много времени проводить вместе». Я верила ей и ждала зимы.
Наступил декабрь, и мама уехала по «очень важным делам», обещая мне скорое возвращение. Мы недолго тогда поговорили. Я сидела на потертом кожаном чемодане, а мамины руки держали мои. Она всегда так делала, когда хотела поговорить со мной о чем‑то серьезном, словно надеялась через руки найти путь к душе.
– Хочу с тобой, – упрямо твердила я, роняя слезинки.
– Я не могу. У меня там взрослые дела.
– Когда ты вернешься?
– Очень скоро. Я же обещала, что праздники мы проведем вместе, помнишь? Я еду на одну недельку. Она пройдет незаметно.
– Ты привезешь мне какую‑нибудь игрушку?
– Обязательно. А что бы ты хотела?
– Такую трубу, в которую смотришь, а там светятся бусинки.
– Хорошо, – в глазах у мамы засветились огоньки улыбки, – я привезу тебе ее. Кстати, у меня и сейчас приготовлен маленький подарок.
Мама достала из кармана цепочку с маленькой птичкой, похожей на ту, что мы видели в музее. Птичка и цепочка, несомненно, были медными, отблески от них взлетели по стене.
– Ух‑ты! – замерла я от восторга.
– Давай я помогу тебе застегнуть цепочку. Это украшение называется оберегом. Оберег носят постоянно и никогда не снимают.
– А зачем он нужен?
– Чтобы защищать человека от всего плохого, Нелечка, – мама прижала меня к себе и погладила по голове, – ты обещаешь себя хорошо вести и слушаться папу?
– Да, мамочка. Только ты поскорей приезжай.