Медный обряд. Легенды Черного озера

Тень на стене стала яснее и превратилась в человеческий силуэт, по распущенным, торчащим во все стороны волосам, по сгорбленной спине и невысокому росту я поняла, что это, скорее всего, старуха. Она медленно раскачивалась из стороны в сторону, жестами зазывая к себе. Белый шум затих, и я уловила мерзкий скрип, доносившийся из правого угла комнаты. Я зажмурилась. Нет, ни за что не посмотрю туда, иначе умру от страха. Скрип тем временем стал громче. Хлопнула дверь шкафа, распахнулось окно. Шелковая ткань занавески, раздувшейся от ветра, защекотала ногу. Плита на груди резко потяжелела, словно кто‑то лег на нее сверху. Сбоку сверкнули желтые глаза. Я закричала, вернее, попыталась закричать, но у меня внезапно пропал голос, поэтому вместо крика раздался шумный выдох. Как же это больно, кричать от ужаса шепотом!

На лицо упала холодная капля, а за ней еще несколько. Я взглянула на потолок – он стал подобен водной глади, и теперь на меня смотрело собственное отражение.

Потолок заколыхался, шум в ушах сменился плеском воды. Одна из волн окатила ледяным потоком. Оцепенение спало, я вскочила, пальцы вцепились в простыню. Я осмотрелась – от кошмара не осталось и следа. За окном теплился розовый всполох. На часах – пять утра. Окно и шкаф закрыты. Я с облегчением откинулась на подушку. Проснувшиеся птицы беззаботно приветствовали новый день, их переливчатые трели приводили в чувство, успокаивали. Да, возможно, это всего лишь скверный сон, но разве бывают сны такими правдоподобными? Если только в детстве…

Странно, что вспомнила о кошмарах из детства. Зря думала, будто пленка безнадежно стерта. Под влиянием сегодняшних событий она запустилась вновь.

Ночные видения у пятилетней Нелли начинались по одному и тому же сценарию. Сначала я оказывалась в комнате с высокими стеллажами, где находилась наша библиотека, но обстановка в ней отличалась. Вместо ковра был потертый квадрат линолеума, а место шкафа заняла раковина, покрытая мелкой сеткой трещин. Из нее торчал старинный кран в бурых подтеках ржавчины. Уши закладывал белый шум, такой же, как и сегодня, но вперемешку с громким тиканьем часов и мерным звоном, будто кто‑то стучал молотком по металлу. Я стояла посередине комнаты и не могла сойти с места. Тиканье спустя некоторое время прекращалось и заменялось шумным плеском. Это текла вода из крана. Черная, как уголь, вода. Я знала, что сейчас она перельется через край и потечет на пол, затопляя все вокруг.

Сначала поток хлестал в раковину, но вскоре вентиль срывало, и черные брызги стекали по стенам, книгам и потолку. Когда вода плескалась на уровне колен, с полки падала книга в красном переплете, всякий раз именно она, и подплывала ко мне. На первом развороте лежала черно‑белая фотокарточка, на которой я узнавала маму. Она смотрела пустым взглядом сквозь объектив, в пустоту. Рядом, приосанившись, стояла невысокая пожилая женщина в старомодном платье с белыми кружевами на воротнике и манжетах. Эта суровая дама со злыми глазами вызывала у меня ужас. Я знала, что если оглянусь, то увижу ее позади себя. Я слышала шорох юбок и тяжелое дыхание, я чуяла запах водорослей и мокрой прогнившей ткани. Однажды обернувшись, я больше никогда не смотрела в ее сторону. Дрожала и ждала, когда проснусь.

Сны заканчивались так же внезапно, как и начинались. Я плохо засыпала после них, плакала, звала маму, но никогда не видела ее лица, когда она приходила успокоить меня, его скрывала мгла. Все пространство заполнял мамин голос – спокойный, убаюкивающий, рассеивающий переживания и страхи. Тревожные звуки сна сменялись музыкой любви и покоя, музыкой, что слышали только два человека – мать и ее дочь.

Ночные кошмары оставили неизгладимую печать. До десяти лет меня преследовали призраки из снов в ванной комнате. Я боялась оставаться там одна, беспокоилась, принимая душ или включая кран, что напор сорвет вентиль, и черная вонючая вода веером разлетится по стенам…

 

Я не смогла заснуть. Стоило на минутку отключиться, как мерещились желтые глаза старухи, которые светились в темноте. Я разозлилась, швырнула подушку в стену и вскочила с постели. На скорую руку позавтракав и собрав сумку, я выдвинулась на учебу в институт. Мне, как никогда, хотелось отвлечься, поболтать с Маринкой о пустяках, чтобы выйти из состояния боязливого трепета, вызванного ночным кошмаром.

Но в институте поджидало еще одно разочарование: подруга решила вновь пропустить занятия. Я слушала в полудреме Бориса Глебовича, нашего преподавателя по археологии, который с увлечением рассказывал о Днепровских поселениях. Лекция была интересной, время от времени ребята задавали вопросы по фильму, просмотренному в начале пары. Борис Глебович вдохновенно потирал руки и дискутировал с нами. Затем он поднял тему о погребальных ритуалах, а я, на минутку прикрыв веки, отключилась и, вздрогнула всем телом, когда рядом со мной прогремел голос профессора:

– А сейчас с помощью схемы на доске мы опишем ритуал еще раз. Закрепим, так сказать, материал. Нелли, я обращаюсь к вам.

Я растерялась и ляпнула первое, что пришло в голову:

– Ведьмы живут у черных вод.

Что мелет язык, черт возьми? Я ощутила пульсацию в висках. Профессор замер среди рядов парт, несколько секунд изучая меня ошеломленным взглядом поверх стекол очков, а после побледнел.

– Извините, Борис Глебович, мне нездоровится, – пробормотала я, ощущая, как наступившая в аудитории тишина сверлит живот, пялится со всех сторон изумленными глазами.

– Отпустить вас к врачу, Нелли? – забеспокоился старичок профессор, теребя в руках платок, которым он протирал очки и слезящиеся от усталости глаза.

– Нет, благодарю, я бы хотела дослушать лекцию. Обещаю впредь быть внимательнее.

– Хорошо. Но следите за самочувствием. Если станет хуже, то идите домой, я отмечу, что вы присутствовали на занятии.

Я кивнула и стала торопливо перечерчивать схемы в тетрадь.

 

Я вернулась домой, едва переставляя ноги от усталости. Не оставалось сил, чтобы поесть или принять душ, все желания вертелись около отдыха, около сна. Я завела будильник на девять вечера, чтобы подготовиться к завтрашнему зачету, и с наслаждением прилегла. Внезапно запиликал телефон. Звонила Маринка. Я сонным голосом прохрипела:

– Алло, слушаю.

– Нелька, привет! Выкладывай, что стряслось? Оля звонила, говорит, ты заболела. Просила зайти, навестить, но я не смогла сегодня, прости.

– Да все со мной в порядке, не переживай. Просто не выспалась. Кстати, я хотела кое‑что рассказать, но ты опять откосила от учебы. Тебя же не допустят до практики!

– Ничего я не откосила! Ректор попросил, чтобы я заменила Ленку Миронову на творческом экзамене. Вот, сидела в жюри. И Тимур Андреевич в курсе.

– А чего заранее не сказала? Пересеклись бы после пар.

– Ну… Я не знала о твоих планах, – хихикнула в трубку Марина.

– Ладно, не ерничай. Не выдержу до завтра, давай вкратце расскажу, какая жуть приснилась. Из‑за нее, кстати говоря, я и не выспалась.

– Что ж, валяй, – с интересом отозвалась подруга.