Медный обряд. Легенды Черного озера
Тень на стене приобретала очертания человека, по распущенным, торчащим во все стороны волосам, по сгорбленной спине и невысокому росту, я поняла, что это, скорее всего, старуха. Она медленно раскачивалась из стороны в сторону, жестами зазывая меня к себе. Белый шум немного стих, и я расслышала тихий мерзкий скрип, доносившийся из правого угла комнаты. Я закрыла глаза, осознавая, что сил посмотреть на тот угол у меня нет, ведь увиденное может шокировать до смерти. Скрип, тем временем, становился громче, амплитуда его нарастала. Хлопнула дверь шкафа, распахнулось окно. Шелковая ткань раздувшейся от ветра занавески стала щекотать ногу. Плита на груди резко потяжелела, словно на нее надавили всей тяжестью тела. Сбоку от меня сверкнули желтые глаза. Я заорала, точнее, попыталась заорать, но голосовые связки отказали мне в подобной затее, поэтому вместо чистого крика раздался шумный выдох. Как же это больно, кричать от ужаса шепотом!
На лицо упала мокрая капля, а за ней еще несколько. Я взглянула на потолок – он стал подобен водной глади, и теперь в нем виднелось мое отражение.
Отражение заколыхалось, шум в ушах сменился плеском воды. Одна из волн окатила меня ледяным потоком. Оцепенение спало, я вскочила, тяжело дыша, пальцы вцепились в складки простыни. Я осмотрелась по сторонам – от кошмара не осталось и следа. За окном теплился розовым всполохом майский рассвет. Часы показывали пять утра. Окно и шкаф были плотно закрыты. С облегчением я откинулась на подушку. Проснувшиеся птицы беззаботно приветствовали новый день, их переливчатые трели приводили меня в чувство, успокаивали. Да, возможно, мне просто приснился скверный сон, но разве могут быть сны такими реалистичными? Если только в детстве…
Странно, что я вспомнила о сюжетах кошмаров из детства. Мне чудилось, будто пленка безнадежно стерта. Но под влиянием сегодняшних событий она проявлялась вновь.
Начинались ночные видения у пятилетней Нелли по одному и тому же сценарию. Сначала я оказывалась в комнате со стеллажами, где располагалась наша библиотека, но обстановка там была иная. Вместо ковра пол покрывал потертый квадрат линолеума, а на месте шкафа красовалась растрескавшаяся раковина со старинным проржавевшим краном. Мои уши закладывал белый шум, такой же, как и сегодня, но вперемешку с громким тиканьем часов и мерным звоном, будто кто‑то стучал молотком по металлу. Я стояла посередине комнаты и не могла сойти с места от страха. Тиканье, спустя некоторое время, прекращалось и заменялось шумом воды. Это текла вода из крана. Черная, как уголь, вода. Я знала, что сейчас она перельется через край и польется на пол, заливая все вокруг.
Сначала вода текла тугой струей в раковину, но затем вентиль срывало, и черные брызги стекали по стенам, книгам и потолку. Когда вода начинала плескаться на уровне колен, с полки падала книга в красном переплете, каждый раз именно она, и подплывала ко мне. На первом развороте лежала черно‑белая фотокарточка, с которой смотрели в пустоту глаза моей мамы, ее взгляд был устремлен далеко, поверх камеры, а рядом, приосанившись, стояла высокая пожилая женщина в старомодном платье с белыми кружевами на воротнике и манжетах. Суровое выражение лица этой дамы вызывало у меня ужас. Я знала, что если оглянусь, то увижу ее позади себя, я слышала шорох юбок и тяжелое дыхание, я чуяла запах водорослей и мокрой прогнившей ткани. Однажды оглянувшись, я больше никогда не смотрела в ее сторону. Дрожала и ждала, когда проснусь.
Сны мои заканчивались так же внезапно, как и начинались. Я боялась засыпать после них, плакала, звала маму. Я не видела ее лица, когда она приходила успокоить меня, его скрывала мгла. Но все пространство вокруг заполнял мамин голос – спокойный, убаюкивающий, рассеивающий мои переживания. Тревожные звуки сна сменялись музыкой любви и покоя, музыкой, слышимой только двумя людьми – матерью и ее дочерью.
Ночные кошмары оставили неизгладимую печать. До десяти лет меня преследовали призраки снов в ванной комнате. Я страшилась оставаться там одна, представляла себе, всякий раз, принимая душ или включая кран, как напор срывает вентиль, и черная вонючая вода веером разлетается по стенам…
Я не смогла больше заснуть. Стоило мне на минутку погрузиться в сон, как мерещились желтые глаза, светящиеся как две маленькие лампочки в кромешной темноте. Выругавшись про себя, я вскочила с постели, на скорую руку приготовила завтрак, собрала сумку и выдвинулась на учебу в институт. Мне, как никогда, хотелось отвлечься, поболтать с Маринкой о пустяках, чтобы выйти из состояния боязливого трепета, вызванного ночным кошмаром.
Но в институте меня поджидало еще одно разочарование: подруга решила вновь пропустить занятия. В полудреме я слушала Бориса Глебовича, нашего преподавателя по археологии, с энтузиазмом рассказывающего о Днепровских поселениях. Беседа с ним была увлекательна, время от времени ребята задавали вопросы по фильму, просмотренного нами в начале пары. Борис Глебович от удовольствия потирал руки и с готовностью отвечал на них. Затем он поднял тему о погребальных ритуалах, а я, на минутку закрыв веки, отключилась и, поэтому, вздрогнула, когда рядом со мной прозвучал голос профессора:
– А сейчас одна из самых старательных девушек вашего курса с помощью схемы, изображенной на доске, опишет ритуал еще раз, для закрепления материала. Нелли, я обращаюсь к вам.
Я растерялась и выпалила то, что первым пришло в голову:
– Ведьмы живут у черных вод.
Что мелет язык, черт возьми? В висках сильно затокало. Профессор замер среди рядов парт, несколько секунд изучая меня ошеломленным взглядом поверх стекол очков, а затем побледнел. Впрочем, может, мне показалось.
– Извините, Борис Глебович, кажется, мне нездоровится, – пробормотала я, ощущая, как наступившая в аудитории тишина сверлит живот, пялится на меня многочисленными глазами со всех сторон.
– Отпустить вас к врачу, Нелли? – забеспокоился старичок профессор, теребя в руках платок, которым он время от времени протирал очки и слезящиеся от усталости глаза.
– Нет, благодарю, я бы хотела дослушать лекцию. Обещаю впредь быть внимательнее.
– Хорошо. Но если станет хуже, можете в любой момент выйти, я отмечу, что вы присутствовали на занятии.
Я кивнула в знак согласия и сосредоточилась на доске, где пока я дремала, появились новые схемы.
Дома меня накрыла звенящая усталость. Не оставалось сил, чтобы поесть или принять душ, все желания вертелись около отдыха, около сна. Я завела будильник на девять вечера, дабы уделить внимание подготовке к завтрашней контрольной точке, и с наслаждением прилегла. Через пару минут запиликал телефон. Звонила Маринка. Сонным голосом я прохрипела:
– Да, я слушаю.
– Нелька, привет! Выкладывай, что стряслось? Оля звонила, говорит, ты заболела. Просила меня зайти к тебе, навестить, только я не смогла сегодня, извини.
– Со мной все в порядке, не переживай. Не выспалась ночью, только и всего. Я хотела тебе кое‑что рассказать, но ты опять откосила от учебы. Тебя же не допустят до практики!
– Ничего я не откосила! Меня ректор попросил заменить в жюри Ленку Миронову на творческом экзамене. Тимур Андреевич в курсе.
– А чего мне не сказала? Пересеклись бы после пар.
– Ну… Я никак не думала, что ты запланировала разговор по душам, – хихикнула в трубку Марина.
– Ладно, не ерничай. Сил нет терпеть до завтра, давай я вкратце расскажу, какая жуть мне приснилась. Из‑за нее, кстати говоря, я и не выспалась.