Мирное небо

Вся моя жизнь была по большей части ночью, и мои соседи привыкли к тому, что иногда по ночам я шумлю. Хотя звукоизоляция в нашем доме хорошая. Мы с Евой живем в шикарной (по моему мнению) четырехкомнатной квартире, в сталинском доме с лепниной, на Соколе. Эта квартира была главным и самым ценным приобретением моего отца.

После смерти своих родителей, которые жили в Австрии, он продал все имущество и купил эту квартиру и много всего еще. Его родители были зажиточными людьми, а зажиточных людей в революцию раскулачивали, и те, кто успел, убрались из России в другие страны.

Мой дед, которого я никогда не видела, очень любил Россию‑матушку, но и деньги свои тоже очень любил, он привил любовь к России, к родной земле моему отцу. Папа был их с бабушкой единственным ребенком, и того бабушка родила в сорок два года, когда они уже и не мечтали иметь детей. Дед постоянно говорил о России, и отец влюбился в страну, в которой никогда не бывал.

Дед умер от рака, и бабка пошла вслед за ним через два месяца. Раньше говорилось, что человек умер от тоски по другому. Интересно, от чего же они умирали в действительности? После похорон матери, мой отец решил съездить в Россию, там и познакомился с моей мамой, влюбился и через месяц женился на ней. Вот так мы с Евой получили нашу шикарную квартиру.

Я обожаю архитектуру, и наш старый дом обожаю. От него пахнет историей. Одну комнату, которая служила раньше папиным кабинетом, гостиной и библиотекой одновременно, я оставила в неизменном виде. Теперь это мой кабинет, Ева, шутя, называет его моей помойкой.

В какой бы замечательной стране я ни была, в каком бы райском уголке нашей великолепной планеты мы с Евой не отдыхали, я всегда скучала по дому. По приезде домой я первым делом всегда вхожу в свой кабинет и вдыхаю запах старых книг.

 

– Я познакомилась со своим будущим куратором, – сказала Ева, когда девушка с орущим ребенком вышла на очередной станции. – Представляешь, он русский, и очень симпатичный.

– Я его не видела, но могу слету придумать ему какой‑нибудь недостаток, – с улыбкой сказала я.

– А давай теперь играть в другую игру, я буду показывать на мужчин, а ты будешь называть их достоинства, а не недостатки?

– В такие игры я играть не умею.

– Ну ведь ты же любила раньше? Расскажи про кого‑нибудь.

– Хочешь, давай расскажу про твоего мудака отца? Ты же ничего кроме его имени не знаешь о нем.

– Ты говорила, что не любила его.

– Да, не любила, мы с ним просто трахались. А почему ты, кстати, никогда о нем не спрашивала?

– Мне дедушка рассказывал, и тетя Даша. Боюсь, если ты начнешь о нем рассказывать, то захлебнешься собственным ядом.

Мы с Евой одновременно громко рассмеялись. На нас обернулась тетка лет пятидесяти. Она одарила нас таким взглядом, что мы с Евой тут же заткнулись.

– Привыкай, – сказала я Еве, – мы в гребаной Германии.

– Ты ненавидишь его, моего отца?

– Нет. Мы просто разные люди. Но он бросил меня, когда был мне так нужен, когда был тебе нужен, за это я ему спасибо не скажу. Но в общем, он человек неплохой.

 

После многих любовных разочарований, укрепившись в той мысли, что все мужики козлы и слабаки, я перешла с ними на отношения чисто интимного характера. Секс, сходить в кино, возможно выпить вместе, это то, что я могла предложить мужчинам, не более. Отношения в нормальном их понимании были для меня обузой. Все мужики как дети, только взрослые, а я не готова была слушать вечное нытье, готовить завтраки и гладить рубашки. Мне с лихвой хватало секса и кино.

В один прекрасный зимний день я забеременела от очередного своего любовника, звали его Леша. Он был веселый и целеустремленный карьерист. Серьезных отношений ему так же не хотелось, так как заниматься ими ему было некогда, а слушать вечные упреки о том, что его никогда не бывает дома, ему не хотелось. Но никто не отменял здоровую потребность в сексе. С такими мужчинами я легко шла на контакт, так как знала, что они не будут посягать на мою свободу. У нас был частый бурный секс и редкие веселые вечера за стаканчиком горячительного. Он не лез в мою жизнь, а я в его, и все было отлично. Если бы я не забеременела, мы наверно не один год так провели бы. Но я забеременела спустя полгода наших отношений.

В раздумье, что же делать с такой неожиданностью, я приняла решение оставить ребенка. Мне было почти двадцать восемь лет, замуж я категорически не собиралась, а у Леши была хорошая наследственность. Он был очень умен, красив, имел хорошие здоровье и вкус, не имел наследственных болезней и не претендовал бы на отцовство. На всякий случай я решила ему ничего не говорить о ребенке. Сказала, что помирилась с бывшим и схожусь с ним. На этом наши отношения закончились.

Когда Еве было два с половиной года, у нее обнаружилась острая печеночная недостаточность, и ей необходима была пересадка печени. Несмотря на то, что маму и ее медицинские заслуги помнили, и многие ее бывшие коллеги старались мне помочь, очередь на пересадку подвинуть не удавалось. Мне было предложено пересадить ей не целую печень, а ее часть. Такие операции в России начали делать совсем недавно, и это меня ужасно пугало. Идеальными донорами были родители, и по каким‑то медицинским показателям Леша подходил Еве больше чем я.

 

Возвращаясь в тот прекрасный зимний день, когда я узнала о том, что во мне бьется новая жизнь, я вспоминаю, как изменилась моя собственная жизнь. Она поменялась совершенно. Я как будто остановилась и оглянулась вокруг. Все было как в замедленной съемке, и звук почему‑то выключили. Никогда в своей жизни я не задумывалась о том, что буду чувствовать, когда забеременею. Это было удивительно.

Шел снег, я сидела на лавке возле женской консультации и просто смотрела вперед. На улице почти не было людей. В какой‑то момент мне вдруг показалось, что я сижу верхом на земном шаре. Я вдруг почувствовала себя богиней. Во мне новая жизнь, и я даже десять минут назад слышала звук часто бьющегося крошечного сердечка. Это чудо. Что может быть удивительнее возникновения жизни? Что может быть удивительнее возникновения этой жизни в моем собственном животе? Да, каждый день зачинаются и рождаются дети по всему миру, и мы привыкли к этому словно к простуде. Каждый день кто‑то рождается, и каждый день кто‑то умирает, это круговорот жизни, ничего особенного. Так думала и я, до того момента, как эта жизнь возникла во мне.

Мне казалось, я чувствую, как моя кровь протекает сквозь непонятный комочек, который скоро станет походить на головастика, а потом и на человечка. С каждым вздохом мне хотелось вдохнуть больше кислорода, чтобы хватило нам на двоих. Меня вдруг охватила такая радость, я сидела и улыбалась.

А потом включился голос разума. Я недолго взвешивала все «за» и «против». Спустя пятнадцать минут сидения на лавке я вскочила с нее, боясь простудить мою крошечку. Еще месяц назад я не могла и подумать о том, чтобы стать матерью, а сейчас не могла уже помыслить мою жизнь без этого божественного создания в моем животе.