Музыка моего сердца

По пути Дима нашел нам книжный магазин, нужна была литература о том, как разводить, а главное выбирать хороший скот. Обращаться я с ним умела, выбирать нет. Мы поехали на Ровере, решив, что транспорт для перевозки должен быть на месте.

Уже вечерело, солнце садилось, мне было страшновато ехать куда‑то на ночь глядя, и Финна я совсем не знала, мало ли что может случиться. Мы ехали уже минут двадцать, ехали молча.

– Ты боишься меня? – спросил Финн по‑английски.

Я поняла, что он сказал, но не знала, что ответить. Я молчала, и он полез за словарем.

– Нет, я не боюсь, – ответила я.

– Я это чувствую. Я понимаю, что ты меня не знаешь, совершенно ничего обо мне не знаешь, а все, что я рассказал, могло оказаться выдумкой, – он посмотрел на меня так искренне. – Ты можешь мне верить. Я обязан тебе, ты спасла меня от крейзи мужчины. Я никогда не отплачу тебе злом. У нас в Финляндии так не принято, половина финнов потомки викингов, у нас все по справедливости, за добро платят добром, за зло по усмотрению. От всех вас я получил только добро, я не придам этого.

Я улыбнулась, в знак доверия. Его слова звучали очень искренне, я не все дословно понимала, но общий смысл я уловила, и от него шло такое тепло и умиротворение, что я верила ему.

Ехать нам было еще далеко, и я включила музыку, которая была у меня в телефоне. Мы весело начали подпевать. У Финна оказался очень хороший голос. В моей душе было спокойно и уверенно рядом с ним.

Уже почти стемнело, когда мы добрались до птицефабрики. Света не было. Еще на базе мы вооружились фонарями на голову, они были довольно яркими. Запашок рядом с птицефабрикой стоял тот еще. Непонятно чем пахло больше, смертью, или птичьим дерьмом. Я предусмотрительно взяла нам медицинские маски.

Мы зашли в здание. По коридорам горели тусклые лампы ночного освещения. В здании не было ни живых, ни мертвых. Это было первое место, где не было трупов, по крайней мере, человеческих.

Мы нашли цеха с птицей. Как ни странно там царила жизнь. Я не знала, как устроены птицефабрики, но оказалось, что клетки, в которых живут птицы, как бы погружены в огромный поддон с комбикормом, или молотым зерном. К каждой клетке по трубкам подавалась вода, откуда эта вода шла к ним мы так и не увидели, но большинство птицы было живо.

Были цеха с разными видами птиц. Мы осмотрели все, убедились, что нам есть что брать, и решили ехать домой, и завтра вернуться за птицей, так как селить сейчас их было некуда. Как мы и думали, на территории действительно был транспорт для перевозки. Грузовое отделение было похоже на кондитерский стеллаж, были полозья, в которые вставлялись клетки с птицами. В одной клетке было по десять кур, десять уток, и по пять гусей. Индюков мы не нашли, но нам хватало и того, что было.

По пути домой я написала Диме, что все ок, и мы возвращаемся. Дома нас ждал ужин. Ребята общими усилиями чего‑то наготовили. Как оказалось Оля совсем не умеет готовить, но с готовностью помогала, чем могла. Мы наелись жареной картошки с грибами, доели вчерашний яблочный пирог и были счастливы.

– А где вы грибы взяли? – удивилась я, когда увидела их.

– А у нас в посадке, за кладбищем, целая грибная поляна, – рассказывал Никита, – Андрей хотел как‑то отгородить кладбище, и наткнулся на поляну шампиньонов. Там и других грибов полно. А в лесу вообще думаю рай грибной.

Андрей откупорил бутылку розового вина, и разлил по бокалам.

Я взяла свой бокал.

– У меня есть тост! Торжественно объявляю наш карантин оконченным, никто из нас троих не заразился бешенством! Выпьем за это!

– И правда, – сказала Оля, – а я и забыла в суматохе.

– Мы все здоровы, и у нас начинается новая жизнь, за нее! – я подняла бокал вверх.

 

7

 

На следующий день мы с Андреем отправились за птицей. Финн с Димой поехали в Ашан за холодильными камерами, а Оля с Никитой подготавливали летний домик для птицы.

Мы подъехали к птицефабрике, нашли машину для перевозки и подогнали ее поближе к цеху с курами. При свете дня все выглядело не так лучезарно как вчера вечером. Ужасная вонь, которую мы вчера почуяли, исходила от кучи дохлых кур возле какого‑то небольшого здания, как выяснилось позже это был куриный крематорий.

Войдя в цех, Андрей нашел выключатели света и включил полное освещение. Я заметила на клетках какие‑то цифры, потом мы пришли к выводу, что это возраст цыпленка в днях, потому что они шли по возрастанию, и сами птицы были все больше и больше размером. Мы решили набрать побольше тех, кому согласно цифрам было 60–70 дней. Они были уже достаточно большими, и еще не так сильно заколоты и закормлены антибиотиками и прочей химией. Вопрос, неслись ли уже куры в таком возрасте? Мы не знали, и на всякий случай взяли 30 взрослых кур и 10 взрослых петухов. То же самое решили сделать с утками и гусями.

– А что с остальными? – спросила я Андрея, – мы их тут так бросим умирать? Может хотя бы из клеток их выпустим? Многих и так уже крысы поели, особенно цыплят.

– Надо подумать, вдруг эти все передохнут, и нам нужно будет вернуться еще за одной партией?

– Тогда нужно еще насыпать корма и выяснить, откуда подается вода.

Дальше мы столкнулись с препятствием, мы не могли открыть клетки, чтобы взять понравившихся нам особей. Они были заперты на магните, и силы не хватало, чтобы открыть их. Где‑то должно было быть управление всеми этими механизмами, мы обрыли все в поисках управления, но так и не нашли. Андрей позвонил Диме. Он был занят холодильниками, они с Финном как раз отключили один и грузили в фуру.

– Димон не сможет приехать, у них там с Финном работа в разгаре. Придется отложить перевозку еще на день, – сказал он.

– Тогда надо ехать домой, там дел невпроворот, мы и так столько времени потеряли.

Когда мы добрались до дома, уже было около часа дня, и такое солнце светило, небо было чистейшее, ни единого облачка. Я решила раздеться. Белье я очень не любила, и носила редко. Без задней мысли я сняла толстовку и осталась в тонкой, облегающей футболке. Из административного здания, которое мы прозвали кладовкой, вышли Дима и Финн. Дима был доволен и с радостной улыбкой сообщил о том, что холодильная камера работает. Он ждал похвалы за свою работу. Финн же наоборот выглядел спокойным и не вел себя так, будто совершил подвиг.

Я смотрела на них и думала, какие же они разные, Финн уверенный в себе и своих возможностях взрослый мужчина, а Дима еще пацан, который самоутверждается, не смотря на то, что ему уже тридцать лет. Финн вообще всем своим существом располагал к себе, тихая, спокойная уверенность, это и есть стержень и внутренняя сила, именно к таким мужчинам тянет.