Нагретый песок приморского рая. Роман

– Сеймур! Ты опять за свое!? Хиджран слегка шлепнула сына по ноге.

Сеймур промолчал, потому что был не прав, даже обидные гримасы и на дразнящие язычки маленьких блондинок, не оправдывали его поступок. Он вспомнил, что его предупреждали.

У него так всегда получалось, когда он видел приятных сверстниц. Независимо от получаемого воспитания и, невзирая на присутствие родителей, ему хотелось, как‑ то обозначиться, чтобы позже отличиться.

Разбросанные по обе стороны дороги качалки, напоминали Африканские просторы, в которых пасутся зебры и антилопы Гну с постоянно трясущими головами. Только качалки не тряслись, а постоянно кому‑ то кланялись в знак благодарности или признательности, что их когда‑нибудь выключат и дадут передохнуть.

– Фархад! А их ночью выключают? – Спросил Сеймур, вновь переметнувшийся поближе к брату. – Или качалки и ночью работают.

– Думаю, их выключают, не могут же они ночью работать, – предположил старший брат.

– Значит, кто‑ то их вечером выключает, а утром включает, – Фархад! Но их ведь так много?! – Изумился Сеймур количеством нефтяных качалок.

– Значит, есть специальный человек, кто за это отвечает.

– Чтобы только выключить и включить? – Сеймур взглянул на брата в ожидании ответа – «Да».

– Наверное, – безразлично ответил Фархад.

– Вот клево! Хорошая работа. Включил, и ходи весь день, а вечером выключи, и иди домой. – Вот окончу школу, и пойду работать выключальщиком качалок, – переполненный положительными эмоциями от предстоящей перспективы, Сеймур обнял брата.

– А включать, кто их будет, умник? – Сострил Фархад, покосившись на младшего брата.

Сеймур задумался. Он был еще мал для сложных обозначений и определений. Он сдался. – Не знаю, как назвать этого человека, – тихо признался подросток.

– Никем ты не будешь! – Жестко огласил Фархад. – Ты будешь моим помощником.

– Как это помощником? – Неясно представляя себе свои будущие обязанности, спросил Сеймур.

– Ты будешь помогать мне, дела делать, – не отводя глаз с дороги, ответил Фархад. Казалось, что он в окне микроавтобуса видит их будущее, и те дела, о которых он обещает брату.

– А что мы будем делать, Фархад? – Спросил Сеймур, втянув при этом в себя шею и голову, ему вдруг стало и интересно и боязно.

– Богатеть, брат! – Решительно ответил Фархад.

– Как это богатеть? – Глаза Сеймура беспрерывно захлопали.

– Просто! – оставаясь по‑ прежнему спокойным, ответил Фархад. – Будем покупать и продавать все то, что где‑ то очень нужно.

– А что, где нужно? Я не понимаю, Фархад? – спросил Сеймур, замученный непонятными идеями старшего брата. – Фархад, я не понимаю, о чем ты говоришь, – младший неотрывно смотрел то старшего брата.

– Только дай мне слово, что не растреплешь обо всем маме?! А то ничего не получишь, – выдвинув условия, Фархад ожидал ответа.

– Не скажу, честно, даю честное слово – слово «Октябренка», – Сеймур привстал.

– Да на черт мне далось твое слово октябренка? Клянись могилами прадеда и прабабушки! – Настойчиво потребовал Фархад.

Сеймур растерялся. Фархад запросил слишком большую ответственность – поклясться могилами предков, которых Сеймур не помнил, потому что был маленьким, но чтил, потому что так было принято.

Сеймур проглотил набежавшую слюну, и вымолвил: « Клянусь!»

– Тогда слушай, – начал Фархад.

– Я у «стекляшки» прикупил у ребят петушков. Пять штук.

– У чего ты что купил, и что такое петушки? Я чего‑ то не понял, Фархад, – признался Сеймур.

– Вот ты Сеймур, балда, – выпалил Фархад.– Объясняю – у стеклянного базара, напротив «Снежинки», я у спекулянтов купил иранские жвачки, ну помнишь, я тебе как‑ то раз приносил их, на них еще петушки нарисованы, мятные такие, вкусные.

– Аааа…! Вспомнил! – Сеймура осенило.

– Так вот, их‑ то мы и будем продавать на даче, точнее, на пляже. Я все продумал, только с ценой надо определиться.

– Как на пляже и кому? – Недоумевал Сеймур.

– Как кому? Людям, – продолжал объяснять Фархад. – Особенно приезжим, они любят все такое иностранное. И потом, у них всегда деньги водятся. Как говорит дядя Эльдар – « На отдыхе никогда не надо жалеть денег. Работают, чтобы зарабатывать. Копят, чтобы отдыхать».

– Правильно, дядя говорит, – одобрительно замотал головой Сеймур, словно ему было чуть больше лет, чем его прародителю.

– Какой ты молодец. Фархад! А где ты этому научился?! – Спросил Сеймур, переполняемый эмоциями.

– Эрик подсказал, – ответил Фархад.

– Какой Эрик?

– Который с Малаканского садика, дед которого там, постоянно в медалях сидит. Ну, тот, ветеран войны, Фархад пытался помочь брату вспомнить существенную особенность неизвестного мужчины.

– Их там много сидит, и все говорят на непонятном языке, – оправдывался Сеймур незнанием языка, достаточно большого народа.

– Ладно, проехали, одним словом, приедем, на пляже разберемся, кому и почём – деловито отрезал Фархад.

– Фархад! Будь братом, покажи мне жвачки, – застыв в ожидание положительного ответа, Сеймур смотрел на брата.

– Зачем? – Строго посмотрев на младшего брата, Фархад нахмурил брови.

– Просто, хочу посмотреть, я их уже не помню, – Сеймур пытался хитрить.

Фархад потянулся за своим рюкзаком, где лежало все его добро, известное всем и кое‑ что, известное только ему одному.

Покопавшись одной рукой в своем рюкзаке, Фархад на ощупь определил вещь – тайну, и вынул, заключив ее в кулак.

Маленький кубик в серебреной обертке, и со смешным петушком на этикетке, на несколько секунд предстал перед взором Сеймура, как только Фархад развел пальцы руки.

Сеймур проглотил слюну, и так явно, что Фархад спешно спрятал кубик обратно в рюкзак.

– Не смей думать даже об этом, и не доставай меня просьбами дать пожевать, – Фархад выставил указательный палец прямо перед лицом страждущего брата. – Это товар. Это табу. Понял!

Сеймур промолчал, проглотив, при этом, вторую порцию слюны, и одобрительно кивнул головой.

– Будет больше, дам тебе целый кубик. А пока молчи, и никому не разболтай, – сказав, Фархад спрятал рюкзак.

– Мам! Мы въезжаем в Маштаги. – Помидоры покупать будем? – Сеймур крикнул, высунув голову в окно. Его кудри выпрямились от порывов воздуха, обтекающих машину. Лицо сморщилось от скорости и стало смешным.