Нагретый песок приморского рая. Роман

– Дядя Сергей всегда говорит: «Если не знаешь, как установить новую зап. часть, не выкидывай старую» – Вот я и думаю, как нам правильно отрезать шланг. – Главное, чтобы по объему подошел, – Фархад вместил конец шланга в шину велосипеда.

– Клёво! В самый раз! – Обрадовался Фархад.

– Ура, в самый раз! – Сеймур поддержал радость брата и быстро умолк, выдав тем самым, что он всего лишь поддержал радость, а не понял их удачу до конца.

– Все вспомнил, как дядя Миша это делал, как менял шины на шланги, – Фархад уверенно взялся за дело. Он расстелил камеру на каменном полу, подложив предварительно под нее деревянную дощечку. Потом, сделав ножом глубокий надрез, он разрезал ее.

– Вот теперь приложим ее к шлангу и получим нужную длину шланга. – Понял, барашек мой?! – Фархад, на радостях потрепал Сеймура за волосы.

Сеймур расплылся в улыбке от слов брата, а главное, он ощутил, что им брат доволен, что происходило крайне редко.

– Ты очень хотел отрезать шланг. Вот здесь режь, где я отметил, – Фархад указал на метку, то была царапина на шланге, сделанная им при помощи гвоздя.

Сеймур напряг мышцы руки, и нож разделил резину. Замена камеры переднего колеса была готова.

– Теперь, так же, и со вторым куском разберись. Понял? – Фархад был горд самим собой, и не преминул показать это перед младшим братом. А перед кем же еще? Больше братьев у него не было. – Только пальцы смотри, береги, не порежься, а я тем временем, с цепью разберусь, – Фархад с чувством брезгливости стал разворачивать цепь велосипеда, скользящей в руках от обилия густого тавота.

Братья отошли в сторону от велосипеда, который был собран и готов к смотринам. Серебреный конь сверкал под солнцем одним цветом – цветом самого солнца.

– Клевый, какой у нас велик, – Сеймур сиял от счастья не меньше чем двухколесный, и не больше чем старший брат. Фархад улыбался, вкушая предстоящие ощущения рулевого и капитана корабля в одном лице.

– Хороший он у нас, надежный велик, – немногословно подытожил Фархад.

Велосипед, действительно оказался прочным и добротным. Привезенный, когда‑ то, в Баку из поверженной Германии, он был восстановлен и продан армянином Мишей семье Рагимовых. Один велосипед на двоих – на папу Идрис Мансуровича и дядю Эльдара. Они хорошо помнили тот день и цену, за которую их дядя, Максуд, бывший фронтовик, заплатил за изделие германского производства. По рассказам Идрис Мансуровича, торг был долгим и изнурительным. Миша не уступал, как под Москвой, а дядя Мамед наступал, как на Берлин, всей мощью всех фронтов Красной Армии.

Миша не был на войне. У него, как у всей его семьи были золотые руки. Он больше был нужен тылу, нежели фронту. Воин с золотыми руками большая находка для мародеров, и большая потеря для многодетной семьи и Родины, которую он защищал, сидя у себя в полуподвальной мастерской.

Фронтовик Максуд поначалу просил продать по совести, потом стыдил Мишу за неуступчивость и за отсутствие уважения к фронтовикам.

Говорят, что из подвала армянина, где создавались чудо – велосипеды, были слышны даже угрозы (выдать властям подпольное предприятие Миши по распродаже трофейного имущества, по завышенным ценам, т. е, по спекулятивным расценкам).

Миша стоял стойко, хотя насторожился от озвученной Максудом угрозы.

После часового торга, соглашение было достигнуто. Только велосипед был продан не за деньги. Хитрый Миша предложил обмен, так как не верил в твердость послевоенных денег.

Он запросил дорогое, он запросил швейную машинку бабушки Кюбры.

Акоповы знали про всех и про все, и что есть у соседей дома. У них получалось со всеми соседями общаться душевно.

Дядя Максуд назвал Мишу «подлецом», и уступил, ибо во дворе его ждали два подростка – Идрис и Эльдар.

Вскоре, два брата спешно стаскивали с четвертого этажа приданое бабушки – старую, неработающую уже давно швейную машинку, с мужским именем «Зингер».

Тем временем, дядя Максуд выкатил из подпольного цеха семьи Акоповых, хромированного коня без хвоста и на двух колесах. Велосипед был красив и надежен, только без фирменной эмблемы.

На вопрос, где эмблема, Миша ответил, что ее нет, ибо это генеральский велосипед, и выпущен по специальному заказу.

Акоповы были мастера выдать подделку за раритет. Раз нет имени, значит, надо придумать легенду.

Все подозревали, что хромовое одеяние велосипеда это творение золотых рук Акопова – старшего. Ни один здравомыслящий «германский генерал» не станет утруждать свои ноги излишним весом велосипеда. А вот дети, точно купятся на излишний блеск механизма, в который, особенно мальчики, влюбятся без памяти.

Дядя Максуд не сожалел о машинке, считал, что она уже непригодна и занимает место в доме. Он радовался счастью мальчиков. А Миша, рассматривая машинку, тоже улыбался. Он был мастером и хорошо разбирался в старине.

Напоследок, после сделки, дядя Максуд обязал Мишу помогать детям, ремонтировать велосипед.

Миша дал фронтовику «честное слово», что будет верен своему обещанию. И на радостях от удачной сделки, подарил мальчикам багажник – для второго брата, кто будет не у руля.

Все радовались, и бабушка Кюбра в том числе. Она не сожалела о потери любимой вещи, её внуки были на седьмом небе. Просто, в душе у нее что – то догорало – память о беззаботных днях ее молодости.

– Хорош велик, – еще раз похвалился Фархад, – Но Кюбры машинку мы вернем. Слышишь Сеймур, вернем домой обязательно, – посмотрев на велосипед, сказал Фархад.

– Обязательно вернем, – смело подтвердил Сеймур и в следующую же секунду спросил: «А как, мы это сделаем?»

– Как, как, просто, – ответил Фархад.– Выкупим обратно. Надо просто ждать и не терять их из виду. Наше должно вернуться домой.

Братья утихли, и думали уже только о швейной машине, которую никогда не видели, но помнили старенькую прабабушку Кюбру, которую когда – то сильно любили.

– Ну, все, теперь, марш за ластами и масками, – ткнув Сеймура локтем в бок, Фархад отвлек его от приятных воспоминаний. – Пора на море.

После быстрых сборов, мальчики уже стояли перед матерью в ожидании последних наставлений. За их спинами сверкал «генеральский» велосипед.

– Фархад! Ты все знаешь, – Хиджран знала с кем из братьев надо быть строже, – Чувство меры, и еще раз чувство меры. Слышишь?!

– Да мам, я все помню, – кивая головой, заверял мать старший брат.

– Сеймур! Если Фархад на тебя пожалуется, ты будешь лишён моря на всю неделю, – Хиджран щемило сердце от напускной строгости к младшему. Он был ранимым и все еще маленьким.

– Хорошо мам, буду слушаться, – покорно ответил Сеймур, лишь бы ощутить себя на багажнике велосипеда, стремящегося к морской прохладе.