Наша вина

Вскоре появилась Дженна и указала нам, куда мы должны идти, пройдя сначала через симпатичный ресепшн с высокими деревянными балками и коврами из шкур животных, на которых наверняка охотился сам хозяин. Внутри были масляные лампы и высокие хрустальные люстры, немного устрашающе подвешенные над нашими головами. Дженна стала донимать расспросами азиатку, которая выглядела напряженной; через несколько минут ее представили мне как Эми, организатора свадьбы.

Когда мы вошли на задний двор, где были виноградники, я полностью уверился, что свадьба будет великолепной, как те, на которые я смотрел издалека, или даже лучше.

Украшенный цветами алтарь стоял прямо перед огромными виноградниками, которые тянулись до горизонта под жарким июльским солнцем. Скамейки и цветы еще не были полностью расставлены, но я уже мог понять, как все будет выглядеть.

– Посаженные? – спросила Эми, глядя на нас.

Ноа сделала шаг вперед, посмотрела на меня и стала слушать организатора. Через минуту Эми схватила меня за руку и указала, где нам следует расположиться. Мы стали репетировать очередность появления пар. Первыми вошли Лайон с матерью; затем мама Дженны взяла Джереми за руку: тот, казалось, хотел сделать все, чтобы привлечь внимание Эми; затем мы и, наконец, Дженна с отцом.

Я встал рядом с Ноа и всеми силами пытался скрыть свое плохое настроение.

Когда Эми встала перед нами, видя, что мы единственные, кто едва прикоснулся друг к другу, она нахмурилась и недобро посмотрела на нас.

– Какого черта вы делаете?

«Без понятия, красавица, без понятия».

Я почувствовал взгляд Ноа на своем лице, и мне пришлось сосчитать до десяти, чтобы не послать все это к черту и не свалить.

 

8

Ноа

 

Николас избегал меня как прокаженную. Когда Эми посмотрела на нас, как на идиотов, я чуть не умерла от стыда.

– Ноа, возьми его за руку, – бодро сказала она.

Я повернула к Нику лицо, опасаясь его реакции, но он просто смотрел вперед и, взмахнув рукой, велел мне делать то, что просят.

Я почувствовала его твердую руку, и разряд тока, казалось, пронзил нас обоих. Я подняла взгляд и увидела, как он на мгновение закрыл глаза. У нас не было времени проанализировать наши чувства, потому что Эми заставляла нас повторить выход раз десять, требуя, чтобы мы шли ровным строем, начинали с правой ноги, не слишком медленно или слишком быстро… Малыша Джереми было трудно поймать. Когда мы повторяли дефиле в третий раз, он решил, что ему скучно и что он хочет пойти поиграть.

Мне было очень плохо, Николас даже не смотрел на меня; более того, он делал вид, будто меня вообще не существует. Я была так напряжена, что выпустила его руку. Остальные, напротив, смеялись, болтали и дурачились, когда Эми не смотрела.

Наконец стемнело, и мы больше не могли продолжать репетировать. Мы не слишком убедили Эми, но, по крайней мере, Дженна и Лайон усвоили план и что они должны делать в каждый момент.

Джереми уже давно упал в объятия Морфея, так что спокойно спал на заднем сиденье машины, и мы с Николасом остались наедине.

Сначала воцарилась тишина, он даже не удосужился включить радио. Дорога была прямой, а небо таким же черным, как мои мысли. Мы были вместе в таком маленьком пространстве, что меня переполняли чувства. Я будто тонула, не вынося его безразличия. Мне хотелось, чтобы он узнал, что я продолжаю чувствовать. И все равно, что он больше не может меня даже видеть. Все равно, что его любовь ко мне превратилась во что‑то уродливое; я должна была что‑то сделать.

– Ник… – сказала я, глядя вперед.

Я поняла, что он меня услышал, хотя и говорила едва слышным шепотом.

– Я все еще люблю тебя.

– Заткнись, Ноа, – приказал он, выпуская воздух сквозь зубы.

Я повернулась, сердце сжалось в груди. Он продолжал смотреть вперед, его челюсть была так напряжена, что я испугалась того, что он может сказать. Но нельзя опускать руки, нужно сказать ему.

– Я все еще люблю тебя, Николас…

– Я сказал, заткнись, – прошипел он, поворачиваясь и окидывая меня гневным взглядом. – Думаешь, меня волнуют твои чувства ко мне? – продолжил он, уже совершенно выйдя из себя. – Твои слова ничего не стоят, так что не трать их понапрасну. Завтра пройдет церемония, и нам больше не придется видеться.

Какая же я дура. На что я рассчитывала? Что он скажет, что чувствует то же самое?

По моей щеке скатилась слеза, я смахнула ее, но появилась еще одна, а потом еще.

Он больше не любит меня, Николас больше не любит меня. Он хочет, чтобы я исчезла из его жизни, хочет забыть все, что мы пережили, забыть то время, когда он поклялся любить меня. Он ясно дал понять, что наша жизнь закончилась.

Да, мы расстались десять месяцев назад, и все эти месяцы не виделись и не разговаривали. Но в глубине души я отказывалась думать, что все кончено, хотела увидеть его снова, узнать, что он по‑прежнему любит меня так же, как я его.

Как же я ошибалась…

Во время предсвадебного ужина я ни с кем не разговаривала. Я села рядом с Лукой, и он стал говорить за нас обоих. Как только я улучила возможность, то убежала в свою комнату и наконец дала волю слезам, рыдая в подушку, пока не заснула. Я не могла забыть каждое мгновение, каждое прикосновение, каждое сказанное слово и каждую совершенную ошибку.

Было так больно от того, что Ник далеко. Казалось, сердце истекает кровью, будто каждая слеза, падающая на подушку, – это капля крови прямо из моего сердца.

На следующее утро я была очень измотана. И хуже всего было то, что это был день свадьбы. День, когда моя улыбка должна была быть великолепной, когда я должна предстать в лучшем свете, должна быть лучшей посаженной матерью и должна быть со всеми до самой ночи, что, учитывая мою усталость, было почти невозможным подвигом.