Не судите Афродиту строго

К тому времени по приглашению других театральных трупп, ранее также побывавших на моих экскурсиях, я успел посмотреть пару спектаклей. На открытии фестиваля в пафосском Одеоне я насладился режиссёрской работой Яши Кочели со словенским театром «Нова Горица»: они показали трагедию Еврипида «Троянки» с Марютой Сламич в роли Гекубы – эта антивоенная постановка собрала самые восторженные отзывы прессы и зрителей! Там же, в древнем Одеоне, я побывал и на инновационном спектакле «Вакханки» японского режиссёра Изуми Ашизавы, соединившего приёмы традиционного японского театра Но с классической древнегреческой драмой.

Уже лет пять как я перестал быть заядлым театралом, но признаюсь: оба эти спектакля мне понравились – время на них я потратил не зря. И когда Мавританский поделился со мной идеей своей мистерии, соединявшей греческий миф с советским шлягером, я, напустив на себя вид знатока, провёл аналогии между его замыслом и тем, что уже показали на фестивале японцы:

– Так это же смешение жанров! Я такое здесь уже видел!

– Вот и мы тоже хотим удивить публику! – обрадовался Мавританский. – Тем более, что у нас есть такая замечательная актриса, – кивнул он на свою балерину.

– А, скажите, стихи Сефериса, что вы читали сегодня, – вы их сами перевели? – неожиданно спросила она меня.

– Нет, что вы, – зарделся я. – Это перевод Ильинской.

– Какой Ильинской? – тут же ревниво встрепенулась она: – Не той ли, что из грыжевского театра давеча играла здесь в «Дездемоне»?

– Да нет же! Ту зовут Светлана, и она не знает языков. Я имел в виду Софью Борисовну Ильинскую – профессора янинского университета.

– А откуда вы знаете Светлану? – подозрительно посмотрела на меня Лемурова.

Тут я прикусил губу, поняв, что сболтнул лишнего: своё знакомство с актрисой Светланой Ильинской мне совершенно не хотелось афишировать, и на то были веские причины. Пришлось им рассказать, что ровно за день до этого здесь же, на яхте, я «познакомился» с ней на экскурсии, которую проводил для актёров из труппы театра режиссёра Юлиана Грыжева.

 

На самом деле Светлана Ильинская была бывшей женой моего приятеля Игоря Скромного. Она разошлась с ним после того, как однажды на московских гастролях познакомилась с новомодным режиссёром Грыжевым из тусовки Серебренникова и Богомолова. Ильинская, как и все лицедейки и лицедеи, была не очень разборчива в половых связях ради славы и денег. При первой же встрече она дала Грыжеву, а он из постели взял её потом и в свой театр. Переводом, получается.

Теперь же, неожиданно встретив меня, про своего бывшего Света вспомнила только потому, что после исчезновения Игоря никак не могла продать их общую квартиру в Нижнем Новгороде.

Пресса писала, что Скромный бесследно исчез во время своей командировки в Лашман: он тогда как в воду канул и до сих пор числился пропавшим без вести – тело‑то его так и не нашли. В той поездке рядом с Гошей фигурировала и моя русская фамилия, но и я тогда вслед за ним тоже пропал из виду. И вот теперь, когда я попался Светлане на глаза, она вцепилась в меня клещом:

– Куда подевался мой бывший муженёк? Я уж грешным делом думала, что его, может, убили! Но ты же был тогда в Лашмане вместе с ним, и смотрю – живой и невредимый, да ещё на Кипре и под чужой фамилией. Лукас Макрис какой‑то – что это за хрень? Что за аферу вы провернули? Я этого так не оставлю – выведу вас на чистую воду! Квартиру, видите ли, он решил зажать! Я теперь даже в права наследства без него вступить не могу!

Я попросил её не шуметь на экскурсии, пообещав, что всё объясню по возвращении на берег, когда мы встретимся с ней без лишних глаз в Пафосе.

 

Афродита, Дездемона и маньяк

 

В номере Мавританского стоял такой смрадный запах, что я сразу же прошёл к балкону и распахнул дверь. И на мгновенье замер: вид отсюда был просто шикарный! За небольшим приотельным садом глазу открывалась величественная панорама археологического парка Пафоса с маяком на горизонте.

– Историческое место, – кивнул я хозяину на вид с его балкона.

– Да уж, влипли мы в историю, – продолжая думать о своём, отозвался человек с рыбьими глазами.

Совершенно не стесняясь меня, он стянул с себя заляпанные красным вином штаны, бросил их прямо на пол и, покопавшись в шкафу, натянул на свои жирные ляжки тёмно‑бордовые шорты в белый горошек.

Пока он пошёл умываться в ванную, я окинул взглядом интерьер его номера. Стены здесь были расписаны всё теми же красочными изображениями дельфинов, осьминогов, античных воинов и древнегреческих триер, что и в холлах и коридорах гостиницы. Сама же обстановка была довольно скромной: широкая двуспальная кровать, кресло, гардеробный шкаф, тумбочка с телефоном, холодильник с баром, панель телевизора на стене да расписанный теми же античными героями журнальный столик с деревянным стулом. Ещё один небольшой пластиковый стол с двумя такими же стульями виднелись за стеклом на балконе.

Осмотревшись, я не спеша снял с себя пиджак и, прежде чем повесить его на спинку кресла, достал из него и бросил на кровать Мавританского купленную накануне местную газету Cyprus Mail, уже немного помятую, и свой шёлковый платок, которым часто повязывал шею в ветреную погоду, а в жару убирал в карман. Нет‑нет, не такой, как у шекспировского Отелло – с земляничным узором, а обычный синий – цвета моря с традиционной в этих местах лефкарской вышивкой.

Когда Мавританский, вытираясь полотенцем, появился из ванной, я, прикрыв платок газетой, спросил его, почему он со своими артистами поселился именно в этом отеле, а не где‑нибудь на первой линии у моря.

– Всё из‑за денег! – развёл он руками. – На лучшие варианты не хватило. Но и здесь в принципе неплохо: до променада минут десять ходьбы, зато прямо через дорогу – крупный молл. Мы туда закупаться ходим: там и шмоток дешёвых, и бухла завались.

– Так что же тут у вас произошло? Что в полиции говорят? – спросил я Геннадия Романовича, усаживаясь без приглашения в кресле.

Он присел на кровать, закрыл лицо махровым полотенцем и тяжело вздохнул:

– Что же тут произошло? – эхом донеслось из‑под мокрой тряпки. – Если бы мне самому кто‑нибудь это объяснил.

– Что же всё‑таки сказали в полиции?

– Что сказали… – снова эхом ответил он, но уже без полотенца. – Допросили меня, Грубанько и Бескрылова – всех наших, кто жил в этом корпусе отеля. Мы ведь вечером после ужина, перед тем, как убили Руслану, посидели вчетвером у меня в номере, выпили немного, а потом они разошлись. Поэтому, когда я обнаружил труп за дверью, полицейские сразу осмотрели мой номер, но здесь никаких следов борьбы не нашли. Покопались в вещах, сняли отпечатки с посуды… А ведь Руська в тот вечер обещала прийти ко мне на ночь, а оно вон всё как вышло…

Тут функционер снова взялся за полотенце, чтобы утереть слёзы, но скоро продолжил: