Нечто странное. Четыре лунных повести

– Угости Стасика! – чей‑то противный ноющий голос вырвал Вала из небытия.

– Что? – он непонимающе уставился на дюжего парня в драном и грязном, но когда‑то явно дорогом пальто, протягивающего к нему немытую трясущуюся руку.

– Папироску бы… Стасику курить хочется! – снова заныл парень, из уголка рта тянулась дорожка слюны, сбегала по небритому подбородку и капала на засаленный воротник.

– Не курю! – Вал пытался обойти сумасшедшего.

Но тот ухватил его за рукав и зачастил:

– Вот и она не курила, и вообще пришла, сука, поздно! Где благодарность? Где, я спрашиваю! – он уже почти кричал, брызгая слюной. – Пришла! Принцесса! Ни пожрать ни… Как так?! Кто хозяин?! Я поучить хотел, а она… – он визгливо засмеялся. – А она? Я – хвать, а она исчезла! Кровь только осталась… И смерть… Ходит смерть, дышит!

Сумасшедший перестал смеяться, затрясся и вдруг побежал прочь, странно вскидывая ноги.

– Смерть! Смерть! Смерть!

 

* * *

 

Несколько дней Вал не находил себе места, все валилось из рук, он ни на чем не мог сосредоточиться. Он не появлялся на работе, сказавшись больным, но с утра уходил из дому и бродил бесцельно по городу, иногда присаживаясь на мокрые скамейки, или спускался в метро и бездумно накручивал круги по кольцевой. Его толкали сумками, пихали локтями, о чем‑то спрашивали, он не откликался и никого не замечал. Он был совсем один в этом людском водовороте и видел перед собой лишь серьезные, такие живые глаза Маши. Иногда он доставал из‑за пазухи фотографию и подолгу смотрел на нее, и всякий раз ему виделось, что выражение этих огромных серо‑голубых глаз чуть меняется, что напряженность, которая наполняла портрет, когда он первый раз взял его в руки, уходит, уступая место умиротворенности и какой‑то пронзительной чистой нежности. Он понимал, что это невозможно, что это всего лишь клочок бумаги, пропитанный химикатами, что он не может меняться, но… Но каждый раз глядя на портрет, Вал находил все больше почти неуловимых отличий. Эта фотография, эти происходящие с ней изменения, были единственно тем, что не позволяло Валу окончательно впасть в глухое безысходное отчаяние. Он никогда раньше не думал о том, как же все‑таки Маша была важна для него. Пусть она не с ним, пусть где‑то там, но живая. Живая. И пусть лишь теоретически, но достижимая.

Теперь же только этот странный, почти живой портрет оставлял Валу призрачную надежду когда‑нибудь снова ее увидеть. Во всяком случае, ему так казалось.

 

Глава 9

 

Человек был явно не в себе: он шел, словно не замечая ничего вокруг. Наступил в грязь, задел плечом встречного прохожего. Вал шел позади него, но при этом почему‑то видел его чуть сбоку и сверху, как если бы влез на крышу еле ползущего автобуса. Человек дошел до оживленного перекрестка. Пешеходам горел красный свет, и машины проносились мимо, не сбавляя скорости. Вал вдруг с ужасом понял, что сейчас произойдет. Ему захотелось крикнуть, остановить этого рассеянного болвана, но язык словно не принадлежал ему больше. Странный человек, даже не сделав попытки задержаться на перекрестке, ступил на проезжую часть. Он успел сделать три шага, а потом, – Вал невольно зажмурился, сжав кулаки от бессильной боли, – потом был визг тормозов и тошнотворный мерзкий звук удара: хруст ломающихся костей, трескающегося триплекса, мнущегося металла и рассыпающегося пластика. Вал открыл глаза и увидел, как нелепая фигура, отлетев от покрывшегося трещинами лобового стекла синего «Форда», перевернулась в воздухе и застыла на асфальте, неестественно вывернув ногу. Широко открытые глаза смотрели прямо в небо, и капли безучастного дождя постепенно заполняли их водой. Вал вгляделся в это лицо и вдруг отшатнулся как от удара: на мокром асфальте только что умер он сам. Ему стало нечем дышать, он взмахнул руками, зацепился за что‑то рядом с собой и внезапно очнулся. Он стоял на краю того самого перекрестка, ухватившись рукой за фонарный столб, одной ногой на проезжей части. Тела не было, мимо деловито сновали машины, водитель синего «Форда», ехавшего по крайней правой полосе, недовольно засигналил Валу, и тот поспешно подтянул ногу на тротуар.

 

Он очнулся от этого странного существования совершенно внезапно, туман, окружавший его последние дни, вдруг исчез, как по волшебству. Вал сидел на скамье на Чистых прудах, пытаясь согреть окоченевшие руки в карманах куртки. Он задумчиво повернул голову и увидел, что совсем рядом с ним, на спинке скамьи, сидит, крепко вцепившись в мокрые доски крупными когтями, небольшая ушастая сова. Ее взгляд казался совершенно разумным и осмысленным, в нем было что‑то до боли знакомое и теплое. Какое‑то время Вал сидел не шевелясь, глядя в эти бездонные, почти человеческие глаза. Внезапно птица, громко щелкнув загнутым клювом, мощно, так что старая скамья жалобно скрипнула, оттолкнулась лапами и расправив крылья взмыла в воздух, очень скоро исчезнув за деревьями. Вал в оцепенении смотрел ей вслед, затем встал, встряхнулся и снова оказался самим собой. Тупая боль, угнездившаяся где‑то глубоко в груди, не прошла, но опустилась ниже, выпустив рассудок из своих цепких когтей.

«Пора возвращаться», – подумал он и направился к метро.

На следующее же утро, Вал, придя на работу, отправил одному из своих старых знакомых пространный имейл, с просьбой о помощи. Приятель всю жизнь проработал в милиции на разных мелких должностях, но в последнее время его карьера пошла вверх. Ходили разные слухи, но Валу на это было наплевать, он решил получить хоть какую‑то информацию, и этот способ казался ему ничуть не хуже других.

Он уже десятый раз проверял почту, но ничего путного не было, так, стандартная рабочая корреспонденция, когда в офисе зазвонил телефон.

Звонил милицейский приятель:

– Как дела, старик? – его голос был полон энтузиазма.

– Да ничего, – Вал с трудом скрывал нетерпение. – Как успехи, нарыл что‑нибудь?

– Во, блин, нет чтоб просто позвонить, или там, пивка попить пригласить что ли… Ну ладно, ладно, шучу, есть кое‑что…

– Так что?