Нечто странное. Четыре лунных повести
Глава 17
В этот последний вечер они были в гостях у Густава и Габи, которые изо всех сил старались хоть как‑то облегчить горечь такого уже скорого расставания их лучших друзей. Валу остро хотелось остаться наедине с Машей, но он прекрасно понимал, что лишние полчаса ничего не изменят в их судьбе. Если ты уже сделал все, что мог и даже больше, прими жизнь такой, какая она есть.
Хозяева проводили их до калитки. Густав крепко пожал руку Вала.
– Что ж, долгие проводы нам точно ни к чему. Думаю, еще свидимся. Давай, делай там свои дела и возвращайся, а мы уж за Машей присмотрим!
Вместо ответа Вал крепко обнял баварца, затем расцеловался с Габи.
Маша взяла его за руку и они, не оглядываясь, побрели по темной улице. Вокруг было тихо и как‑то по‑особенному безмятежно спокойно. Яркая полная луна светила им в спины, и две угольно‑черные тени не спеша скользили впереди по дороге.
– Идем к Реке! – Валу вдруг захотелось хоть немного повторить тот первый их вечер, который был совсем недавно, целую вечность, целых пять дней назад.
Маша молча кивнула, крепко сжимая его ладонь.
Им было очень‑очень грустно, но как‑то светло и спокойно на душе. И в этот момент обоим до конца поверилось, что их ждет что‑то очень‑очень хорошее. Где‑то там, в будущем.
Мэтр Хайнкоа сидел на крылечке своего пряничного домика и смотрел на звезды. Он улыбался.
* * *
Они шли вместе по лесу, до той прогалины, где Вал пережил несколько жутких минут, чуть не встретившись со Стражами. Но сейчас бояться было нечего: вокруг было светло, косые лучи начавшего клониться к западу солнца насквозь пронизывали лесную чащу, не оставляя места теням и мраку. Где‑то совсем рядом куковала кукушка, доносилась барабанная дробь дятла, все было мирно и спокойно, и, главное, с ним была Маша. Они держались за руки и шли молча, чувствуя и сопереживая слишком многое, чтобы можно было размениваться на слова.
– Все, дальше иди сам.
– Да…
Вал притянул ее к себе, и она прильнула к нему всем телом, спрятав лицо у него на груди. Он почувствовал, что она плачет, да и его самого переполняли чувства небывалой остроты и силы: обжигающая любовь и еще более жгучее чувство бесповоротной разлуки.
– Но ведь я еще вернусь. Я… Я смогу.
– Когда‑нибудь, много позже, ты изменишься, станешь старше и если ты вспомнишь… И у тебя хватит сил снова пройти мимо Стражей… Нет, я точно знаю, ты пройдешь! И пока ты будешь идти здесь по лесу, ты станешь прежним, как сейчас, и заполночь придешь к моему дому, и тебе не придется стучать: я встречу тебя у калитки, и ты останешься, и мы будем вместе. А пока… Я буду где‑то рядом. Всегда. Только помни обо мне. Помни, хорошо? А теперь иди, тебя ждут. Ты там нужен, а я буду ждать тебя здесь.
Она говорила, глядя ему прямо в глаза, слезы высохли. Затем обняла Вала за шею и поцеловала крепко, горячо и неистово, казалось им никогда не разомкнуть губ.
И вдруг он понял: это все, он должен идти.
– Прощай…
– До свидания…
Вал повернулся и зашагал, не оглядываясь, в сторону далекого проселка. Через некоторое время он выбрался из леса и у самой дороги услышал, как в кармане едва слышно пискнули внезапно ожившие часы.
Конец?
Вечерело. Вал, прикрыв слезящиеся от последних лучей заходящего солнца глаза, сидел на валявшемся на обочине толстом полусгнившем бревне, на его коленях лежала потрепанная коричневая тетрадь. Рядом стоял электроскутер, на котором он добирался от станции высокоскоростного поезда в эту глушь, до самого конца старой грунтовой дороги. Он посмотрел на свои морщинистые, чуть подрагивающие руки, стер одинокую слезу, щекотно катящуюся по щеке.
Вал все мог понять, все, кроме одного: как можно было забыть именно это?! Вот все это?! Машу… А ведь он обещал ей помнить! Она же так просила! А он не справился… Что теперь будет?
Он всмотрелся в высящуюся впереди стену дремучего леса: сорок лет прошло, а ему казалось, что ничего здесь не поменялось, что он узнает каждое дерево, каждый камешек на еле заметной тропке, уходящей в чащу.
Вал вдруг наклонился и засунул коричневую тетрадь глубоко под бревно, затем повернулся на закат и отчетливо произнес:
– Спасибо тебе, добрый человек, Дитрих Фогель, кто бы ты ни был… Даже если это я сам тебя выдумал.
Он повернулся, поддернул рюкзак на сутулых плечах и, не оглядываясь, углубился в темнеющий лес.
Эрика
Глава 1
2004
(Начало мая)
Лето накрыло Берлин внезапно, жаркой, нестерпимо яркой живой волной. Только вчера зябкий ветерок раскачивал ветви цветущих магнолий и ерошил перышки самых отважных весенних птиц, начинавших понемногу распеваться, а теперь горячее солнце заливало своими плотными концентрированными лучами суматошный город, стирая с его лица последние следы зимней дремоты, окончательно пробуждая многочисленные парки и скверы. И снова все в них благоухало, звенело и пело, громко и радостно.
