Нелёгкое дело – укротить миллионера

По ее мурашкам на плечах, которые она пыталась смахнуть ладонями, я понял, что попал в цель.

– Ты ведь знаешь, на что он способен. Ты не выйдешь из этой игры живой, Агата. Мне жаль тебя расстраивать, но это правда. – Я повернулся на слабых ногах. От усталости, голода и коньяка по‑настоящему вело.

Поплелся к дороге, не оглядываясь. Там есть остановка автобуса, свалю куда‑нибудь подальше, спрячусь. Я выживу, смогу подняться заново. Пусть папаша не думает, что со мной можно, как с куклой играть.

Только вот девчонку почему‑то жаль, знаю, что отец ее накажет. С трудом преодолел желание обернуться. Я верил до конца, что одумается, ведь знает же с кем связалась.

Через несколько минут возле меня притормозил джип. Задняя дверь распахнулась, переднее окно опустилось, и Егор с жестким выражением лица приказал:

– Садись. Выбросишь еще фортель, не посмотрю, кто твой папочка. Вы оба – конченные твари, и сейчас я защищаю Агату, а не вас. Потому предупреждаю, что сломаю шею, если тронешь ее хоть пальцем. Не сомневайся в моих способностях, дай только повод. Это ясно?

– Яснее некуда, – улыбнулся я, но улыбка вышла вовсе не добродушная, скорее, она могла порезать или обещать расправу. Просто не сейчас.

Сейчас я забрался в салон, пропахший женскими духами, наполненный вкусом молодого тела. Пах скрутило тугой пружиной, голову повело, в груди бабахало сердце, толкаясь в ребра. Что это? Феромоны? Не может меня заводить какая‑то простушка, переодетая в дорогие шмотки.

Но она заводила, сука! Так, что мне пришлось прикрыть ладонью брюки.

Через темное стекло перегородки, я видел силуэт девушки – она сидела рядом с Егором и смотрела вперед. Сидела, как восковая фигура. Или кусок льда.

Будто чувствуя мой взгляд, она медленно повернула голову назад, но быстро отвернулась.

– Поехали, – еле слышно попросила. Попросила, не приказала. В дрожащем тембре я уловил поражение. Она на грани слома, но это ведь обманчиво?

У меня от ее голоса, наполненного мягкой хрипотцой, бежали мурашки по телу. Пришлось поерзать и сжать ладонью брюки, чтобы малыш в штанах не бесился без надобности. Вот же мышка драная, я ее снова хочу. Точно замарашку чем‑то мощным обработали. Тогда почему на Егора она так не действует?

Или я заблуждаюсь?

 

Глава 11

 

 

Мышь. Ранее

 

Я всегда мечтала о принце на белом коне, или хотя бы на черном джипе, но последние месяцы мечтать было некогда и не позволено. Пустыми надеждами, которые никогда не сбудутся, старалась себя не баловать, а наивные иллюзии, что приходили во сне – всего лишь розовые девичьи грезы. Наверное, они помогали мне быть собой – позитивной девочкой без особых примет. Где‑то внутри. Снаружи я казалась забитым серым пугалом. Волосы распущенные, всегда висящие на щеках, никакой косметики, одежда мешковатая, обувь рваная, либо кеды, либо старые босоножки. Денег не было даже на нормальное белье, потому ходить на свидания я наотрез отказывалась. Позже никто и не предлагал.

Дома старалась не отсвечивать, не привлекать к себе внимание и хваталась за руку Святослава, как за соломинку. Жаль, что не всегда получалось его поймать. Он – единственная моя поддержка, единственная родственная душа. Хотя эта душа и сама не могла найти покой.

В школе меня мало кто замечал. Серая мышь, не более. Это было удобно, потому что не нужно было прятать синяки – на меня просто никто не смотрел, не приходилось объяснять, что случилось. Один лишь раз классная всмотрелась в коридоре в мое лицо, даже приподняла волосы, чтобы увидеть синюю розу на щеке, но после молча отпустила меня и попросила зайти в класс, чтобы влепить мне два по контрольной. Роковую двойку.

Правда моей глупой и бесполезной жизни – я родилась.

Мышку слопал злобный кот. Только никому нет до этого дела.

И вот вам правда – моего отца боялись все. Даже директор. А учителя просто не называли меня по фамилии, только по имени. Будто даже фамилия отца им угрожает.

Сегодня я провалила математику. Потому шла домой с благоговейным ужасом, едва переставляя ноги. Числа никогда со мной не дружили, мне легко давались гуманитарные науки, язык, литература, музыка, рисование, а вот геометрия и алгебра – за пределами моей воли и понимания. Я их просто не тянула, никто и не пытался помочь, а я не просила помощи. Святику было проще – его в третьем классе отдали на бокс и пророчили великий спорт. Учиться было не обязательно, главное заниматься. А с меня папа решил сделать экономиста, и чего хочу лично я – никто не спрашивал.

Войдя в квартиру и тихо разувшись, я пробежала по коридору на цыпочках, но до своей комнаты не добралась.

– Стой, – в спину ударил злобный голос отца, будто стянув словами затылок. По спине словно железной щеткой царапнули – стало страшно и холодно.

Притягивая к себе рюкзак, медленно повернулась и вжалась лопатками в стену. Отец покачивался на пятках, на щеках плавился лощеный румянец, кривой нос раздувался, будто у быка. Уже готовеньким пришел с работы, в руке сверкала зеленым стеклом бутылка крепкого пива.

Мама не скоро с работы вернется, а Святик с соревнований приедет домой завтра. Я судорожно сглотнула и сильнее влипла в стену, до хруста позвонков, и случайно сорвала с вешалки одежду.

Зачем я вернулась так рано? Нужно было на улице остаться, пусть бы замерзла, но избежала бы гнева отца.

– Ничего не хочешь сказать? – растягивая слова, ступил он ближе. Сделал глоток пива, отставил бутылку на полку, хрустнул кулаком.

– Папа, я пересдам, – пролепетала я, когда его рука потянулась за ремнем.

Он спешно расстегнул пряжку и с неприятным «вжык» выдернул кожаного змея из пояса.

– Пап, пожалуйста. Я все сделаю. Не надо.

– Что ты сделаешь? – он сверкнул темными, как ночь, глазами, шваркнул по ладони ремешком и снова впился в меня взглядом. – Не родишься? Не будешь жрать мой хавчик? Что сделаешь?

– Почему ты меня так не любишь? – я всхлипнула и, когда он замахнулся, прикрыла лицо локтями. Рюкзак упал под ноги. Горячая лента боли обернула кисти и обожгла плечо. Я взвыла, но, стиснув зубы, глотнула крик.

– Не смей орать, – прошипел отец, вдавливая меня в пол хлесткими ударами. – Скажешь матери, я тебя, сука, убью. – Потянул меня за шиворот, бросил в спальню.

Я попыталась отползти, но сильные удары приминали меня к полу. Боль пронзала тело, и я еле дышала. Какой там кричать!

Зато отец не скупился на гнев: