Нелёгкое дело – укротить миллионера

Из‑за провала на экзамене меня не взяли в престижный театр, записали отрабатывать практику в небольшую почти умершую студию. Вместо хорошей зарплаты я получила долги и гастрит, как следствие постоянного недоедания и нагрузки.

У меня не было выбора. Пришлось согласиться, лучшее место я все равно так быстро найти не смогла бы.

Я помню это состояние. Когда от волнения забито дыхание, когда жизнь кажется маленькой песчинкой, когда все вокруг увеличивается в размерах и пытается тебя раздавить.

Сейчас я также боюсь за Руслана. Чтоб его.

– Агата! – охранник подается ближе, обнимает меня за плечи, а я от подкатившей истерики не отказываю ему в близости. – Да перестань ты реветь! Нашла из‑за кого. Ну же… – Егор мягко гладит мои волосы и прижимает к себе. Его плечо надежное и теплое, но мне все равно страшно. Я боюсь за жизнь Коршунова, который уже третий день в искусственном сне, потому что сильно ударился головой и виском. У него был приличный отек на правой щеке, врачи боялись кровоизлияния, перестраховались.

Я настолько сильно волнуюсь, что не сразу слышу его голос.

Егор отстраняется слишком резко, отступает и молча показывает на кровать.

Проследив за его взглядом, отрываюсь от сильных плеч, ноги сами летят к постели Руслана.

– Ты очнулся, – приседаю рядом, сжимаю прохладную руку, беру другую, чтобы Рус не снял повязку. – Не вставай. Не трогай глаза. Сейчас врача позовем.

– Что за?! Почему я нихрена не вижу? Агата, – он вдруг раскрывает руки и тянет меня к себе. Обнимает, снова отстраняется, тараторит хрипло: – Я что с кровати упал? Ничего не помню.

– Как это не помнишь? – отодвигаюсь, оборачиваюсь и испуганно смотрю на охранника. Тот полосует лицо Руслана озлобленным взглядом, а потом молча выходит из палаты.

Через минуту помещение наполняют врачи, я отстраняюсь, буквально вырываю себя из рук Коршунова и выбираюсь по стеночке в коридор.

Что именно Руслан не помнит?

От усталости я прислоняю спину к стене и, чувствуя лопатками невыносимый холод, смыкаю веки. Не спала почти трое суток. В глаза будто песка насыпали, в ногах слабость, а под ребрами не прекращающийся ураган. Сердце в груди сходит с ума. Я не представляла, что буду делать, если с Русланом что‑то случится. Это выбивает почву из‑под ног. Зря я так волнуюсь. Он бы обо мне и не вспомнил.

– Агата Евгеньевна, вы в порядке? – будто из‑под стекла звучит рядом низкий мужской голос.

Приоткрываю тяжелые веки и фокусируюсь на чужом лице. Будто выплывая из тумана, меня изучают синие, глубокие глаза. Черные волосы плавно спадают на тяжелые скулы, а на губах мужчины играет легкая улыбка.

Врач пожимает мою руку и поворачивает силой к палате. Он поджарый и рослый, не выше Руслана, но впечатляет размерами. Я не сразу смогла среагировать и замереть на пороге. Не хочу я к Коршуну в лапы опять. Он меня вымотал.

– Амнезия частичная, – говорит врач на ухо – можно сказать интимно слишком, – но вас Руслан прекрасно помнит. И я его очень понимаю. Такое сокровище забыть – преступление, – окидывает меня плотоядным взглядом и прячет в прищуре голубые, будто озера, радужки.

– А что именно он обо мне помнит? – пересохшие губы еле шевелятся. Я все‑таки смогла выпутаться из цепких рук и отойти в сторону. Оглянувшись на зев прохода в палату, едва сдерживаю дрожь. Руслан жив, с ним все в порядке. Слава Богу. Остальное – мелочи.

 

Конец ознакомительного фрагмента