Нелёгкое дело – укротить миллионера

– Сучка ты, – трет переносицу Руслан, опускает руку на подлокотник, и кожа с визжит под его пальцами. Хорошо, что это не моя шея. Развалившись в кресле и расставив неприлично ноги, мужчина не сводит с меня глаз. Прищуренных, злых, раздевающих. – Это мое место ты греешь своей попкой, которую я еще обязательно разомну. Дело времени, тварь. Не думай, что богатство и хоромы помогут тебе спастись от моей мести. Я жду объяснений, Мыша, а потом я подумаю, как поэкзотичней тебя наказать.

 

Глава 4

 

=Мышь=

– Может, сначала представитесь? – вранье стоит поперек горла, но таковы правила – он должен поверить в этот бред, иначе… Иначе я потеряю самого близкого человека. – И не хамите, я терпеть не буду, – перевожу взгляд на руку, что готова нажать на коммутаторе вызов.

Видеть перекошенную рожу того, кто был всегда на кону и ни в чем не нуждался, оказывается до жути смешно. И приятно. Я едва не засмеялась в голос. Губы дрогнули, на глаза набежала влага. Смешно мне будет потом, когда он дотянется до моей шеи и сломает ее. Или сделает что‑то похуже. От одной мысли, на что он может решиться, у меня перед глазами плывет черный туман.

– На «вы» и шепотом со мной? – хмыкает, криво изгибая рот. – Правильно, детка, унижайся, будешь еще носки мои стирать и языком туфли вылизывать. Я тебе не куколка, чтобы косички заплетать и одежку шить. Со мной играть не получится. Чего тебе надо, а, сучка? Как ты оказалась дочерью моего отца, а я проходимцем за один день? Это шутка такая?! Я нихрена не понимаю!

– О чем вы говорите? – чтобы не обжигаться его полыхающим ненавистью взглядом, смотрю в окно. Сегодня жарит не по‑детски. Хочется к бабушке в деревню, на озеро, а я застряла здесь, в офисе. С мажором, у которого нет ничего святого.

Осматриваю мужчину украдкой, слегка повернув голову. Рубашка порвана, в грязных кляксах, пятнах краски. В разрезе, что не застегивался из‑за оторванных пуговиц, выглядывает крупная грудь. Она поднимается и опускается от возбужденного дыхания.

– О том, что я поехал к дорогому папочке, а он меня… – Руслан показывает в воздухе кавычки, – якобы не узнал и вышвырнул прочь. Я – Коршунов, а не ты! Я, твою мать!

Он встает, я тоже. Стул падает назад. Подношу указательный палец к кнопке, напоминая об охране. Мужчина, сверкнув глазами, останавливается в шаге от стола, поджимает разбитые губы, что месяц назад искусно целовали меня и затянули в ловушку, и все‑таки отступает. Руслан шумно садится, а я стараюсь не сорваться и не спрятаться под стол от страха. Как же сложно, никогда не думала, что в такое дерьмо вляпаюсь.

– Ладно, – поднимает мужчина примирительно руки, – я спокоен. Я очень спокоен. Жрать просто хочу.

– Ничем не могу помочь, – говорю в сторону. Не хочу на него смотреть. Уже не сажусь, потому что тянуться за упавшим стулом – давать ему повод наброситься.

– Можешь, – и взгляд хищника пробирает меня до костей ледяным холодом.

– И как же? – все‑таки ловлю его взгляд, приподнимаю бровь и складываю руки на груди, чтобы этот мужлан не пялился. Надоел – раздевать глазами!

– Возьми меня на работу, – он немного наклоняет голову и скупо улыбается. И я улыбаюсь. Украдкой. Потому что все идет по плану.

Едко зыркнув и прищурившись, он ждет ответа и сжимает кулаки. Задумал что‑то.

– Разве что уборщиком, – сдавленно и не натурально хохочу, а во рту собирается горечь и слюна. Приходится протолкнуть гадость в себя и еще сильнее сжаться.

– Согласен, – он подрывается и протягивает мне руку для пожатия, будто закрепляет договор. Увидев, что ладонь и пальцы в крови и грязи, прячет руку за спину. – Только мне бы небольшой аванс.

Его живот отзывается урчанием, а мужчина немного отступает. Стесняется? Коршун? Это что‑то новенькое.

– И можно я буду ночевать в офисе? – еще глуше, подавленней. – Буду вести себя хорошо, слово даю.

– После того, как вы преследовали меня, забрались в мой дом, а здесь устроили скандал, я вас не на работу, а в тюрьму должна отправить. – Шаг в сторону под пристальным взглядом, будто под прицелом.

– Не надо, я как раз оттуда, – смотрит исподлобья и снижает обороты голоса, отчего по коже скачут новые мурашки: – Мышь… простите. Агата Евгеньевна, вы не пожалеете. Я буду примерным работником.

Вранье! Тянусь снова к кнопке вызова, я должна его вывести на правильное решение, а мужчина с хрипом повторяет:

– Слово даю. Пожалуйста. Вы… же не можете оставить нуждающегося в беде.

Как‑то слишком просто все получается. Меня это пугает.

– Погодите, – убираю руку от коммутатора. Уже на «вы» перешел – прогресс. – Кто‑то только что угрожал своими грязными туфлями. Обзывал… всячески некрасиво, обещал наказать. Что там еще было?

Ох, недобрый свет появляется в его глазах. Мысли в той темноволосой головушке явно кипят, а вслух мужчина произносит:

– Это я от голода. Три дня не жрал нормально. Извини‑и‑ите, – последнее звучит жалко и не по‑настоящему, я даже стискиваю зубами, так противно от фальши.

Бабуля учила меня идти навстречу тем, кто просит прощения, но сегодня меня терзают сомнения. Наплачусь я с этим обормотом, ой, наплачусь, но ничего не остается – должна идти дальше. Иначе нельзя.

Я прикрываю ладошкой нос, потому что концентрация ужасного запаха от мужчины невыносима, а вранье настолько пролезло под кожу, что все тело зудит. Хочется раздереть себя до крови, только бы убрать это ощущение грязи.

– Сходите в душ на второй этаж. Егор выдаст рабочую одежду и аванс, а потом подпишем договор. Если он вас не устроит, распрощаемся. Считайте, что это жест доброй воли. Благотворительность. – Все‑таки приподнимаю упавший стул, но Руса не теряю из видимости, готова в любой момент вызвать охрану. Но мужчина просто сидит и наблюдает своими глазами, будто кислотой меня поливает. Сажусь и отворачиваюсь к экрану компьютера, будто потеряла к мужчине интерес, хотя внутри все колотится и трясется от нервов.

– Не задерживаю. – Не глядя на него. Обойдется.

 

Глава 5

 

=Коршун=

Я знаю офис слишком хорошо. К умалишенным никогда себя не причислял, склерозом не страдал, а вот мои подчиненные, похоже, все в сговоре с этой сукой. Или в таком глубоком забвении, что в упор не узнают своего шефа.

Все до одного отворачиваются брезгливо и смотрят на меня, как на отброс общества.

Ну я вам покажу, где выход. Всех уволю к чертям! Только разберусь с этой чехардой, только верну свою жизнь. Мою! Жизнь!