Неоновый ад

Озеро Килауа, как и все озёра в Ампир‑сити – искусственное. «Спенстех» потратили несколько миллионов криптодолларов на создание небольшого уголка живой природы посреди джунглей из бетона, стекла и металла. За берегом с той стороны тянется вверх небольшой хвойный лес, за ним открывается вид на небоскрёбы независимого города. Ричард Спенсер в высоких рыбацких сапогах стоит недалеко от берега с закинутым спиннингом, держит в зубах мексиканскую сигару. Сергей Гамбиев аккуратными движениями, чтобы не распугать рыбу, подходит к старому другу, протягивает ему очередную банку синтезированного светлого пива.

– Красиво, – констатирует Гамбиев. – Мне не хватало этого вида.

– Приятно слышать, Сергей. Спасибо, – улыбается Спенсер. – Я построил этот парк для Ванессы. Она любила приходить сюда, погружаться в атмосферу природы, читать романы девятнадцатого века. Потом приходила сюда с Джеки. Малой любил нырять как можно глубже под воду и рассматривать дно.

– Не хватает пения птиц.

– Да, – грустно соглашается Ричард. – А я помню, как кричали ласточки в жаркую погоду.

– Ты знал, что если ласточки летали низко, то это к дождю?

– Чёрт, Сергей, есть что‑то, чего ты не знаешь? Ты ходячая энциклопедия, честное слово.

Гамбиев закидывает спиннинг, громко выдыхает.

– Я не знаю, что творится дома, – произносит он. – Администрация президента давит на нас. У меня ощущение, что в корпорации целая агентурная сеть Новой России. Ничего не меняется, чёрт подери. Количество людей, которым я могу доверять, уменьшается с каждым днём. Все чьи‑то племянники или кумовья. Радушкин в гробу переворачивается.

– Я слышал, что в Новой России лояльная администрация.

– На словах. Они понимают, что тягаться с нами не могут, а дипломатия для офиса Харитонова – какая‑то непосильная наука. Они всё привыкли брать силой и шантажом. У них даже на своих есть компромат на всякий случай. А Первоград – бельмо на их чёртовом глазу. Без лишней скромности, если бы не «Норд», то Харитонов давно бы уже попёрся завоёвывать соседние государства, восстанавливать былые границы.

– Здесь тоже творится чёрт‑те что, друг мой, – Спенсер слегка дёргает спиннинг влево. – После войны Америка разделилась на два чётких лагеря. Никаких оттенков серого, если ты не с нами, ты против нас. Независимым городам достаётся больше всего. Я стараюсь лавировать между настроениями офиса Альянса и Восточного побережья. Каждый раз на границе наши челноки подвергаются всё большим проверкам. В киберпространстве каждый день новые атаки. И это по всей территории бывших США. Я разговаривал с Хопкинсом, помнишь его?

– Да, вице‑президент «М‑Ти‑Кей», такой, невысокий.

– Да‑да, так вот, у них то же самое в Стэтхэм‑сити. Борьба за власть, подковёрные игры, а страдает, конечно же, бизнес.

– Независимые города должны быть чем‑то сакральным. Вне политики, вне повестки. Свободная зона для зарабатывания денег. Автономная. В итоге что? Мы оказываемся между двух, трёх, десятков огней.

– Мы – баланс. Гарант того, что какой‑нибудь идиот не развяжет бойню, которая погубит всё живое.

– И всё равно работаем над планом Б.

– Необходимость. Надеюсь, что нам этот план никогда не понадобится.

– Знаешь, я думал по дороге сюда, я поддержу изменения в проекте, которые вы будете предлагать, но сам участвовать не хочу. Если конец – значит, конец. Цифровизация сознания и так выходит из‑под контроля, как по мне. То, что должно быть спасением, стало очередным бизнесом, причём частенько грязным. В прошлом году мои разведчики узнали, что «Сатоши», например, не всегда выполняют обязательства контракта. Могут заземлить носителя до срока истечения контракта только потому, что кому‑то срочно понадобилось тело. Или что ещё хуже – тело, которое не под контрактом.

– Не пойми неправильно, но я не удивлён. Сакура‑сити для меня всегда останется загадкой, как и Сатоши. Я пытался раскусить его много лет, мои агенты искали информацию, но некоторые его мотивы так и остаются для меня нерешаемой задачей.

– То же самое. Когда‑то давно на территории Японии существовал конгломерат. Как его называли? – Гамбиев замолкает на несколько секунд, копаясь в отдалённом уголке памяти. – Якудза. Мафия. Так вот, ходят слухи, что Сатоши прямой потомок какого‑то там босса и всячески чтит их кодекс. И корпорацию строил с поправкой на этот кодекс. Хрен знает. Слухи слухами, а мурашки порой у меня проскакивают от того, что творят самураи «Сатоши».

– Ну, про вас тоже слухи ходят, – подмечает Ричард.

– Ха! Я так и думал! Например, какие?

– Ну, например, что ты – ставленник Харитонова, а твоя общественная позиция – всего лишь маска. Роль, которую ты успешно играешь. Что в подвалах «Норд» работает организация страшней, чем КГБ.

Гамбиев меняется в лице, сдвигает брови, смотрит на Ричарда хладнокровным взглядом. Спенсер взгляд ловит, отражает его таким же хладнокровием. Вокруг становится тише, только звуки города еле пробиваются сквозь кроны деревьев.

– Ты думаешь, это правдивые слухи? – спрашивает Гамбиев.

– Они правдивые? – отвечает вопросом Спенсер.

Гамбиев ещё пару секунд смотрит на Спенсера, набирает полную грудь воздуха и смеётся во всю мощь лёгких. Ричард поддерживает смехом товарища.

– Ой, Ричард, откуда вы это берёте? – спрашивает Гамбиев, вытирая слезинку в уголке глаза.

– Прости, я так долго ждал возможности пошутить на эту тему.

– Да уж, – стонет Гамбиев, успокаиваясь. – Вы, мистер Спенсер, конечно, юморист. Нет уж, Ричард, этой черни, пока я жив, в «Норд» точно не будет.

Спенсер дёргает спиннинг влево, у него клюёт.

– Подсекай! – кричит Гамбиев.

– Тяжёлая, тварюга!

– Давай! Давай!

Леска натягивается, выгибая спиннинг. Спенсер водит влево‑вправо, выматывает рыбу и, когда чувствует, что пора, вытаскивает окуня.

– Неплохо, а?

– Отлично, Ричард, просто отлично!

– Отведаем свеженькой ухи, приготовленной на костре, как в древние времена!

– Эту рыбу есть‑то можно?

– Конечно можно! – улыбается Спенсер. – Окунь, выращенный на ферме в Чикаго, лучшего качества. Мои люди специально для нашей рыбалки выпустили несколько сотен вчера ночью.

 

Зафиксированный приступ. Маттиас Джабу