Неслучайная. Я тебя забуду
До полного освобождения.
Невольно вспоминаю недавний разговор с мамой. Будто смотрю на себя со стороны.
Вижу свою сгорбленную фигурку, опущенную голову, дрожащие от волнения конечности и… презираю.
Боже, как же я себя презираю за эту нерешительность и трусость!
За то, что ничего не могу с собой поделать.
Сколько раз пыталась измениться! Заставляла себя прогуливать ненавистные пары по менеджменту и экономике, пыталась общаться с однокурсниками, ходила с ними на всеобразные вечеринки и тусовки, где сидела в уголке белой вороной и проклинала свою непохожесть на других.
Я честно пыталась жить полноценной, нормальной жизнью.
Недолго.
До первого серьезного приступа, после которого мое состояние резко ухудшилось, а необходимость в срочной операции стала возрастать день ото дня.
И тогда, лежа в больнице после очередного криза, я поняла, что больше не могу бороться. Зачем? Какой в этом смысл? Это здоровым, полным сил и оптимизма, людям можно говорить о том, как прекрасна жизнь и что нужно брать от нее по максимуму, наслаждаться каждой прожитой секундой. Но в случае с такими, как я это не прокатывает.
Сложно заставить рисковать того, чье время пребывания на этом свете, строго ограничено.
– Я не…
Замолкаю, проглатывая очередную глупую отговорку.
Слова так и остаются в горле противным комом.
Губы жжет от необходимости сказать "нет", но что‑то внутри противится.
Взгляд цепляется за отражение за спиной Лизы.
Девушка, которую и девушкой‑то назвать сложно.
Слабая…
Жалкая…
Тень.
С огромными выцветшими темно‑карими глазами, худая. Даже тощая. Ни грамма женственности.
Из одежды на мне простая белая футболка на размер больше, чтобы скрыть шрам на груди – напоминание о неудачной операции, перенесенной еще в детстве. Синие зауженные джинсы чуть выше щиколоток и кеды в тон верху.
Длинные некогда густые волосы уже давно потеряли свой прежний шоколадный блеск и по цвету больше напоминают высушенный изюм.
В памяти снова всплывают слова Людмилы Андреевны – моего кардиолога:
– Олеся, я не стану обнадеживать тебя пустыми обещаниями. Ты и сама все прекрасно понимаешь. Сейчас время работает против нас. И пока мы не найдем для тебя подходящего донора, твоя жизнь полностью зависит от тебя. От такого, насколько осторожной ты будешь. Конечно, я выпишу тебе новые препараты. Принимай их строго по расписанию, следуй инструкции. Но помни, – тетя Люда нахмурилась, а ручка в замерла над рецептом, так и не коснувшись бумаги, – мы должны полностью исключить любой стресс. Совсем, Олеся! Никаких волнений и эмоциональных горок. Ничего, что может ухудшить твоё состояние.
Я всю свою жизнь только и делала, что выполняла эти инструкции.
У меня никогда не было ночевок с подругами, вечеринок или поездок в летний лагерь. Да я даже ни разу не влюблялась!
Потому, что нельзя.
Потому что сердце слабое. Не выдержит.
В то время, пока мои ровесницы бегали на свидания и хвастались своими амурными приключениями, я моталась из одной больницы в другую, лежала под капельницами и ждала очередной операции.
Вот и теперь, вместо того, чтобы насладиться возможно последними месяцами своей жизни, я сижу в запертой квартире, словно заколдованная принцесса и жду своего Принца. С одной только маленькой оговоркой – я не она, и Принцев в нашем мире уже давно не существует. А значит и ждать его нет никакого смысла!
– Хорошо, – выдаю так резко, что Лиза сначала не понимает, о чем я.
Смотрит на меня удивленно, хлопает длинными ресницами.
– Ты… серьезно? Правда согласна?
– Более чем, – отвечаю до того, как внутренности стянет от уже привычного волнения. Делаю глубокий вдох, запихивая все доводы рассудка куда поглубже, и произношу с улыбкой: – Поехали! Сегодня ночью я полностью в твоем распоряжении.
Глава 3
Сижу с закрытыми глазами и стараюсь сдержать смех от щекотки.
Пушистая кисточка порхает по моему лицу, виртуозно маскируя синяки под глазами, а в голове творится настоящий хаос.
Чувствую себя нашкодившим ребенком в ожидании порицания от взрослых.
Мысленно даю себе подзатыльник и велю расшатанным нервам встать по команде «смирно».
– Долго еще?
Спрашиваю у Лизы, продолжая оставаться в неведении на счет своего внешнего вида.
Несколькими минутами ранее я, вконец обезумев, дала ей полный карт‑бланш и теперь искренне пытаюсь сохранить хоть какие‑то остатки былого настроя.
Получается, мягко говоря, не очень.
– Готово!
Слышу довольный ответ и, открыв глаза, врезаюсь взглядом в собственное отражение.
Правда мое?
Серьезно?!
Подношу дрожащую ладонь к щеке, проверяю я ли это.
У девушки, что смотрит на меня из овального зеркала в изящной раме цвета слоновой кости, нет ничего общего со мной. С настоящей мной.
Ее длинные волосы красиво уложены и сияют под светом лампы, отдавая бронзой. Темные, почти черные, глаза выделяются на маленьком личике, а длинные, подведенные тушью, ресницы делают их совсем огромными, кукольными. На ее губах матовая помада, из‑за чего они кажутся пухлыми… чувственными, как любят писать в книгах.
Медленно поднимаюсь на ноги, позволяя короткой юбке лёгкого платьица из замысловатого черного кружева колыхаться в такт моим движениям.
