LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Невидимый ужас

Утром, по пробуждении, я понял, что от лихорадки не осталось и следа. Ни жара, ни озноба, ни заложенного носа или больного горла, ни даже больной головы – ничего. У меня даже начали зарождаться сомнения: а не приснилось ли мне это всё? Но только я подумал о снах, как все мои мысли быстро охватил остаточный страх от действительно увиденного во сне. Ощущение реальности произошедшего в этом болезненном кошмаре было настолько сильным, что я думал о нём как о прошедшем дне. Я как будто бы на самом деле там побывал, в одно мгновение переместившись за тысячи километров от дома, а после вернувшись обратно. И воздух в комнате, как будто бы пропитанный той зловонной влагой джунглей, – даже несмотря на открытые окна, – не смел более явно намекать на верность моих догадок, что отказывался принимать здравый смысл. А этот зов… Я был уверен в его правдивости. То, что какое‑то дикое заморское племя зовёт меня, ощущалось как несомненная истина, как что‑то естественное и само собой разумеющееся, а в голове сами появлялись мысли о важности и необходимости незамедлительного путешествия в Папуа‑Новую Гвинею. Я ощущал, что обязательно должен встретиться с этим племенем, словно встреча наша была назначена, оговорена и запланирована ещё много лет назад. Меня сковал оцепеняющий страх. Но ужаснее было осознание того, что пугали меня не эти демонические пляски дикарей, не атмосфера богомерзкого ритуала, и даже не сам их обрекающий зов, а неизвестность причины, по которой они хотят меня видеть.

В тот день, а также в последующие два, симптомов болезни, равных по силе предыдущим, не появлялось. Ни жара, ни озноба как днём, так и по ночам больше не было. Но, тем не менее, на меня то и дело находила сильная беспочвенная усталость, лишь изредка оставляя меня в покое и способным на хоть какие‑то действия по уходу за собой. Сон тот более не повторялся, но мысли о нём, о его посыле, преследовали меня эти дни, большую часть которых я провёл лёжа в кровати совершенно обессиленным. С небольшими перерывами эти мысли появлялись вновь и вновь, поддерживая во мне вязкое чувство тревоги. Я пытался избавиться от них, но попытки не думать были безуспешны и всё время приводили меня обратно к обдумыванию сна. Безумная идея о путешествии на острова всё время витала где‑то рядом, порою вызывая у меня нервный смешок от своего безрассудства и попыток казаться чем‑то обыденным в духе поездки на дачу. Дикий, лихорадочный гул от бесформенного ритуального пения то и дело раздавался эхом вокруг, а я терял ощущение реальности и не мог понять, играет он в моей голове или же доносится откуда‑то извне, причудливо формируемый гудением батарей и ритмом сваебойных машин где‑то на улице.

Со временем, на третий или четвёртый день, силы сами собой вернулись ко мне. Чужеродные мысли, посеянные тем больным сном, стали привычными, и я даже смог вернуться в колею своей рутины. Мною даже было решено продолжить работу, которую я не успел закончить до выхода в отпуск и взял на дом. И какое‑то время всё было приемлемо: день‑два я работал в удобном темпе и с достаточной продуктивностью. Но со временем, чем больше я погружался в работу, тем труднее мне становилось удерживать на ней своё внимание. Дошло до того, что каждый раз, когда я принимался за задачи, некая звенящая сила не давала мне сконцентрироваться на процессе их решения, а движения мои иногда даже сковывались и беспорядочно прерывались, словно удерживаемые какими‑то невидимыми руками. Я начинал писать, но письмо, без должной концентрации, которую я часто терял, быстро превращалось в бессмысленные символы и безумные закорючки, которые не расшифрует даже самый опытный иероглифик; оно сметалось в чёрную кучу, отрывистыми линиями прыгало вверх и вниз, как будто рисуя неведомые черты каких‑то обрывистых образов. Как только я начинал уделять всё внимание письму, разум мой тут же заполняли устойчивые мысли о тёмных джунглях из снов, о жутких людоедах, об этих омерзительных плясках в ночи и неестественной для человека ярости и злобы, таящихся там – в диких каннибалистических зарослях.

Со временем я потерял работоспособность. Как только я принимался за дело, головная боль охватывала меня и отступала только тогда, когда я начинал думать о сне, о его содержимом и о значении всего этого. Эта направляющая мышление боль, а также приставучие навязчивые мысли упомянутого выше содержания, всё это вместе вынуждало меня думать только о вещах, находящихся в рамках этой единственной темы.

Обсессии эти настолько не давали мне покоя, докучали и вызывали тревогу, что я боялся натурально сойти с ума, стать безумцем, одержимым одной идеей. И вот однажды, который час сидя за давно остывшим завтраком, погружённый в мысли о неизбежности рокового путешествия, я не выдержал и сломился под нескончаемым потоком психологического давления. Измученный умом, отчаянно желая прекратить эту пытку, я решил прервать свой отпуск и наведаться в университет, дабы обратиться к заведующему этнологическим факультетом с безумной просьбой об организации внеплановой экспедиции… в Папуа‑Новую Гвинею.

Несмотря на то, что с заведующим мы были хорошо знакомы и общались в весьма дружеских тонах, и моё мнение и инициативы он уважал, я понимал, что у него бы однозначно появились вопросы о моей мотивации. В спешке, собираясь на бегу, я решил, что оправдаю своё предложение желанием расширить зону посылаемых экспедиций, внести разнообразие в исследуемый материал, а также рвением к работе «в поле» и непреодолимой скукой в отпуске. Но впоследствии, стоя уже одетым и готовым идти, я задумался ещё раз, после чего эти основания показались мне недостаточно убедительными, а сама затея экспедиции быстро была отринута, ибо ни за что на свете университет не согласился бы проводить столь дорогостоящую и сложную вылазку буквально по прихоти одного из сотрудников. Тем более, что даже в случае согласия её подготовка заняла бы огромное количество времени. Тогда я осознал бессмысленность затеи, но в голову мне пришло решение взять всё в свои руки. Носясь по квартире и вскрывая заначки, собирая и считая сбережения, я решил отправиться в путешествие за свой счёт. До конца отпуска оставалось ещё три недели, так что времени у меня было достаточно. Собрав свои сбережения в кошелёк и рассовав нужные документы по карманам, я вышел в подъезд и взял бесплатную газету из почтового ящика. В ней, листая объявления и рекламу, я стал подыскивать подходящую турфирму, что могла бы предложить мне билет на ближайшее возможное время. В университет сообщать о своём путешествии я не собирался, хоть и при расспросе можно было соврать, что я просто решил провести отпуск на тропическом острове. Но в этом не было нужды.

Держа перед глазами газету, я попутно шагал к центру города, где когда‑то приметил обилие туристических агентств в паре мест. Гнусное везение благоволило мне, и после недолгих поисков в газете я нашёл подходящее агентство, предлагавшее горящие путёвки в страны Океании. И узнав адрес их офиса, я отправился туда. Он располагался примерно в двадцати минутах ходьбы.

Бредя по заснеженным улицам, что погружались в тёмные зимние сумерки, обходя прохожих и лёд на дорогах, я не мог не задаваться вопросами о своём состоянии, обращёнными к самому же себе. Действительно ли я, уважаемый университетский этнолог, направляюсь в офис туристического агентства, чтобы купить билет на далёкий остров, движимый одним лишь сновидением, одержимый какой‑то странной идеей о каком‑то мистическом племени, в правдивости которой я, словно проклятый помешательством, по какой‑то причине не могу сомневаться? Не сошёл ли я с ума, пребывая в отпуске, в котором не особо‑то и нуждался? И что я буду делать и куда пойду, когда прилечу в пункт назначения? Но я не успел ответить на эти вопросы, ибо перед моими глазами уже предстала прозрачная дверь в офис туристической фирмы. Незаметно для себя я провёл там около двух часов, обсуждая подробности и детали перелёта. Отказавшись от навязанных культурных программ, для виду согласившись следовать плану путёвки, я заполучил нужные мне билеты и уже через несколько дней должен был отправиться в ближайший крупный город, – название которого ничего вам не даст и потому не стоит упоминания, – откуда мог бы сесть на нужный мне рейс.

TOC