Невидимый ужас
Вдруг на нас обрушился дождь. Это было столь внезапно, что я даже остановился от удивления. Но Джейкоб одёрнул меня и пробормотал что‑то, что я не разобрал. Полубегом он задвигался по тропинке, а я, боясь остаться один, побежал за ним. Дождь становился сильнее и превращался в холодный ливень. И пока мы бежали по скользской почве и разбрызгивали грязь ногами, я молился, чтобы наш факел не погас.
Пару раз я падал, спешно вставал и в панике догонял проводника. Пару раз, ощущая потерю равновесия на очередной горке, я пересиливал себя и просовывал руку в неизвестную листву и в отчаянии хватался за всё, что удавалось там нащупать, отгоняя мысли о висящих змеях, хвостах хищников и ядовитых лианах.
Наконец, когда наше безумное странствие во тьме по непролазным ливнёвым зарослям стало казаться бесконечным, а мой разум был готов вот‑вот смириться и остаться там навсегда, мы внезапно выбежали на некую поляну, что некрутым склоном спускалась куда‑то вниз, к следующим чёрным джунглевым дебрям. На этой поляне стояла небольшая избушка, странно выделяющаяся на фоне едва различимого ночного пейзажа.
Добежав до этого небольшого круглого строения, Джейкоб быстро скинул обувь и спешно, пригнувшись, залез внутрь. Я всё повторил за ним и оказался в мрачном помещении с низким потолком, о который я ударился головой в инстинктивной попытке разогнуться. Круглый зал освещался чудом непогасшим факелом, от которого Джейкоб добывал огонь в костровище у стены. Наступая мокрыми носками на хрустящую сухую соломенную стружку, которой был припорошен земляной пол, я подошёл к нему. Огонь быстро разгорелся, и мы присели прямо на пол возле него, отдыхая после тяжёлого пути. Дождь дробью бился о стены хибарки снаружи, то и дело завывал ветер.
Мы сидели молча. Я не посмел задавать какие‑то вопросы. Само наличие вопросов в какой‑то момент стало для меня ощутимой глупостью: их надо было задавать ранее, но раз этого не произошло, то и не стоит что‑то спрашивать вообще. Какой смысл интересоваться «Куда мы идём?», когда я сижу неизвестно где, вдали от единственного города, о котором я и то знаю только название? Когда я спасаюсь от ливня в ночных джунглях с незнакомцем, о котором знаю только имя, но с которым провёл уже столько времени, что негласно полностью передал ему в руки свою судьбу? Что даст мне ответ на мой вопрос? Если он мне не понравится, то что тогда? Я развернусь и пойду домой?.. Сейчас у меня не было выбора, кроме как следовать за Джейкобом. А раз так, то к чему иметь какие‑то вопросы?
Пока мы сохли, я робко оглядывал помещение. Крайне бедное убранство избы было практически полностью пусто. Где‑то валялась какая‑то мелочь, где‑то лежали неизвестные мне предметы непонятного назначения, где‑то стояла какая‑то обычная и не очень обычная посуда. Глядя на неё, я ощутил, что ощутимо проголодался.
– Мы… будем есть? – нерешительно я обратился к Джейкобу.
– Нет, – однозначно ответил он, глядя в костёр.
Я не стал спрашивать о причинах такого ответа – просто принял это как данность и вздохнул. Ощущалось, будто я потерял себя или какую‑то важную часть себя где‑то там в лесу и теперь, как листок на дереве, просто колышусь на местном ветру.
Потихоньку мы отогревались и просыхали. Я почувствовал внезапно обрушившуюся на моё тело неимоверную усталость. Мне неизвестно, сколько километров мы прошли, но по боли в ногах ощущалось, что очень много. Я был вымотан и даже начал клевать носом. Джейкоб заметил это и предложил мне пойти спать.
Мы встали и прошли к отверстию в потолке. Наверх вела не внушавшая доверия лестница. Джейкоб забрался по ней на второй этаж, и я устало пополз за ним. Там я обнаружил пару лежанок из соломы, подобной той, что была на полу.
– Спите теперь, – указал мой спутник на одну из лежанок, а сам начал слезать обратно на первый этаж: – У меня ещё есть дела.
Я кивнул и на коленях прополз до лежанки, после чего сразу рухнул на неё без сил. И хоть моё тело желало отдыха, мой разум не давал мне провалиться в столь желанный сон. Обилие впечатлений то и дело вызывало какие‑то затягивающие размышления и повторные переживания событий: поездку в машине, поход по пещере, бег под дождём… Дождь, к слову, к этому моменту уже поутих, и монотонный гул капель исчез. Теперь изредка в ночной тишине слышались вскрики и завывания каких‑то неизвестных животных, а также потрескивание костра и копошение Джейкоба внизу. Слышалось, как он расстегнул молнию сумки и чем‑то шелестел, доставая это из сумки и кладя обратно.
Небольшая тревога не покидала меня. Разум подсказывал мне, что засыпать посреди джунглей с незнакомцем – крайне безумная идея. Но усталость брала своё, и потихоньку я проваливался в сон. Вскоре и Джейкоб закончил свои дела внизу, и я услышал, как он вновь забирается сюда по лестнице. Инстинктивно я приоткрыл глаза, чтобы успокоить какую‑то тревожную часть себя, переживающую, что ползёт это не Джейкоб, а кто‑то другой. И от увиденного я истошно завопил, будучи не в силах сдержать ужас, прогнавший весь сон и заставивший меня сорваться с лежанки и забиться у стены.
На второй этаж действительно заполз Джейкоб, но на нём… Он был… О, Боги! На нём вместо одежды был костюм… Из человеческой кожи! Его белые глаза с красными капиллярами смотрели на меня из глубины рваных отверстий чужого лица, которое он натянул поверх своего! Мёртвые губы трепыхались, пока под ними он что‑то бормотал, наверняка обращаясь ко мне. Слой этой маски заметно возвышался толщиной над его собственным лицом, меняя его форму на пугающе непропорциональную. Он тянул ко мне руки, делая ими успокаивающие движения, а я смотрел на них и понимал, что цвет кожи на них не тот, не цвет кожи Джейкоба.
Когда паника прошла, я молча смотрел на него, тяжело дыша и пытаясь уследить за ритмом сердца и не допустить его остановки.
– Так надо, так надо… – повторял Джейкоб, пытаясь мне успокоить.
Мой разум отказывался принимать реальность происходящего. Человек, скрючившийся передо мной и что‑то там бормочущий в темноте, был одет в костюм из человеческой кожи в полный рост, и швы были заметны по всей его длине: на животе, на шее, на поясе… Место гениталий было зашито. И, по всей видимости, этот самый костюм он всё время нёс с собой в этой его спортивной сумке! С самой нашей встречи, в поездке в машине, в походе по джунглям и пещерам, и до самого этого момента в его сумке лежал костюм из кожи, когда‑то снятой с человека!
Со временем я ощутил какое‑то отчаянное смирение. Наверное, за нехваткой сил, мой организм просто устал бояться и решил: «Будь что будет». Джейкоб же подполз ко мне поближе и прикоснулся ко мне этой жутью, положив руку на плечо, пытаясь успокоить. Столь отвратно мне не было ещё ни от одного прикосновения в моей жизни.
Взяв меня за руку, – которая отказывалась сжимать его кожаную руку в ответ, – он повёл меня за собой на первый этаж. Мы спустились и вернулись к костру. В его свете Джейкоб выглядел каким‑то образом одновременно и более, и менее пугающе. Я сидел молча, слушая треск костра и насторожено отвлекаясь на угрюмый и пугающий рёв обезьян‑ревунов, то и дело раздававшийся в ночи. А Джейкоб принялся мне что‑то рассказывать. Я слушал его, попутно пытаясь унять нервную дрожь в конечностях.
– Мы идём туда, где так надо. Без этого мы не дойдём. Должен быть проводник, одетый как они. Иначе они убьют, – рассказывал он.
– Кто «они»? – дар речи вернулся ко мне, и я еле слышно спросил.
– Они… Главные этого места. Они страшны. Мы ходим к ним, чтобы уважить. По‑другому нельзя, – сказал он и замолчал.
Его пояснение не дало никакой информации, и я уже начал погружаться в себя, как он продолжил: