Ничего cвятого

– Ладно, – обер‑инквизитор поднялся на ноги и указал на экран, где до сих пор высвечивался снимок какой‑то местности. – Теперь каждый из вас, в том числе и Владыка, имеет общее представление о «Детях Виноградаря». Как уже отметил Дюбуа, в последние пять лет руководители секты пропали с наших радаров. За это время нам удалось лишь три раза засечь Данте Пеллегрини, причем каждый раз это была не наша заслуга – он сам выходил на свет. Тем не менее все плохое когда‑то заканчивается, – начальник парижского отделения Конгрегации склонился над ноутбуком. Спустя несколько секунд карта местности сменилась четким видеорядом. Антуан даже чуть привстал, точно перемещение на пару сантиметров могло помочь лучше рассмотреть картинку. Судя по характерным признакам – углу подачи и несколько смазанным краям, картинка была снята либо с камеры наружного наблюдения, либо с камеры банкомата – в любом случае объектив был обращен на выход из какого‑то здания – какое конкретно, рассмотреть не представлялось возможным.

– Здание магистрата в Кельне, – пояснил обер‑инквизитор и с помощью пульта ускорил видеоряд. Остановил, когда в кадре появились три фигуры. – Вот, полюбуйтесь.

Двоих Антуан никогда раньше не видел, но вот третий… Да, его инквизитор узнал сразу – Данте Пеллегрини, глава «Детей Виноградаря».

– Он? – Антуан не знал, зачем спросил это, ведь и так все было очевидно.

– Он, – подтвердил обер‑инквизитор и убрал видео с паузы: троица спокойно спустилась с лестницы здания и пропала из кадра.

– Как удалось получить картинку?

– А это уже интересная история… – Жорж Мате довольно потер ладони. – Сегодня утром в отделение заявился занятный персонаж, – обер‑инквизитор пальцами ударил несколько раз по клавиатуре, и на экране высветилось лицо уже не молодого человека с тонким шрамом над правой скулой. – Некий Генри О’Нил. Утверждает, что у него есть интересующая Конгрегацию информация о «Детях Виноградаря» и он готов ею с нами поделиться.

– Вот просто так взять и поделиться? – Антуан в подобную ерунду не верил. Впрочем, не зря.

– Разумеется, им двигал порыв, далекий от благотворительности…

– Чего он хочет?

– Защиты.

– От «Детей Виноградаря»?

– От них, – Жорж неопределенно повел рукой в сторону, – от нас, от магистратов… От всех, в общем…

– М‑м‑м… – Антуан понимающе ухмыльнулся. Конечно, а чего еще можно было ожидать. Пока непонятно, кто именно такой этот Генри О’Нил и что конкретно он не поделил с сектой, однако парень не промах – понимает, что защита нужна не только от прежних единоверцев, но и от Церкви, а также от светских властей.

– Полагаю, предложение еретика вполне согласуется с интересами Церкви… – ни к кому определенно не обращаясь, произнес архиепископ. Секретарь согласно кивнула, подтверждая слова начальника. Антуан с интересом глянул на обер‑инквизитора. Понятно, что архиепископ произнес данные слова не в пустоту, а тонко намекнул на желаемое решение. В то же самое время Конгрегация в церковной структуре стояла над всеми иерархами, не подчиняясь никому, кроме Папы, будучи таким образом защищенной от любого давления извне.

– Дальнейшую судьбу доносчика решать не мне, – дипломатично произнес Жорж, указывая рукой на экран. Там как раз появилось новое окно с мигающей иконкой входящего звонка. – С нами на связи инквизитор первого ранга с особыми полномочиями Пабло Красс из Толедского отделения Конгрегации. Именно ему поручили вести дело О’Нила.

Архиепископ что‑то неразборчиво пробурчал, видимо, поминая не самым добрым словом испанцев; обер‑инквизитор же ответил на звонок, быстро представил присутствующих и кратко обрисовал сложившуюся ситуацию.

– Понятно, – отрывисто подытожило мрачное лицо в прямоугольнике с прямым широким лбом и жесткими линиями морщин.

Антуан узнал говорившего. Впрочем, его знал, наверное, каждый, имеющий отношение к Конгрегации, да и не имеющий тоже. Легендарный инквизитор, причем Инквизитор с большой буквы. Именно благодаря Пабло Крассу переживающая кризис Конгрегация вновь засияла светом яркого прожектора средь плотной тьмы. К началу нового тысячелетия инквизиция пришла в упадок – нет, речь не шла о катастрофе, подобной той, что произошла в XVI веке, тем не менее статус Церкви начал снижаться, а вольных мыслей становилось с каждым годом больше и больше. Кое‑где начали раздаваться поначалу робкие, а затем уже более смелые вопросы: а насколько вера и таинства актуальны сейчас, в век науки и развитых технологий; насколько оправдана папская власть; и, быть может, стоит проявлять куда больше веротерпимости и христианского милосердия к… нет, не еретикам, а «думающим по‑другому». Поначалу Церковь достаточно вяло реагировала на новые идеи, позволяя тем все глубже и глубже проникать в умы, а когда поняла, насколько они вредят выстроенной системе и единству христианского мира, было уже поздно. В итоге за какие‑то десять лет по всей Империи расплодилось множество сект, культов и философских кружков, настроенных в лучшем случае нейтрально, а в основном антикатолически. Кроме того, с попустительства Святого Престола и из‑за бездействия Инквизиции в Империи один за другим начали открываться представительства разных религий, а затем и строиться их религиозные сооружения: мечети, синагоги, молельные дома и тому подобное.

В конце концов начались разговоры о реформировании существующей системы управления с требованием отодвинуть церковных иерархов от контроля за государственными делами. Тогда‑то на горизонте и появился Пабло Красс. Он мгновенно усмотрел в новых веяниях опасность для католической веры и с первых же дней бросился на защиту Церкви. За два года на тот момент еще весьма молодой инквизитор сумел с третьего ранга подняться до первого, а еще через год получил статус особоуполномоченного представителя Конгрегации. С того момента все изменилось. По Европе запылали сотни костров, и за какие‑то пять‑семь лет ситуация изменилась кардинально. Инквизиция сумела не только восстановить прежние позиции, но и серьезно закрутить гайки. Ни тебе свободы вероисповедания, ни философских кружков, ни религиозных диспутов, ни вольнодумства – есть только Церковь и католическая вера – для спасения больше ничего не нужно, вот и довольствуйся тем, что имеешь. Не хочешь? Для начала можем ограничить доступ к Таинствам. Не помогло? Добро пожаловать на костер.

Сколько прошло с того момента? Около тридцати лет? Теперь Церковь благодаря усилиями Конгрегации в целом и Пабло Красса в частности представляет собой такой же монолит, что и при Святом Педро Николасе. Потому о Пабло Крассе знают все – как в католическом мире, так и за его пределами. И надо признать, несколько тысяч, если не десятков тысяч, костров, на которых было в том числе и немало отошедших от истинной веры церковников, сыграли тут не последнюю роль. Пабло Красс – настоящий «пес Господень», не жалеющий ни своих, ни чужих. Впрочем, именно это качество к трепету перед именем добавляло чувство уважения.

– Кто проводил беседу с еретиком? – лицо в прямоугольном окне трансляции выжидающе уставилось на присутствующих в конференц‑зале.

– Я и Депардье! – обер‑инквизитор указал на сидящего слева коллегу, тут же пояснив: – Депардье имеет первый ранг и…

– Я в курсе! – лицо на экране раздраженно скривилось. Обер‑инквизитор тут же замолчал. – Какую информацию удалось добыть в ходе допроса?