Обыкновенный мир
На следующее утро после завтрака они сели на автобус и поехали в Каменуху. Билеты купила Жунье. Шаоань пытался сделать это сам, но Жунье просто оттеснила его от кассы.
В машине они сели рядом, и оба испытывали радостное возбуждение (каждый, правда, радовался своему), так что даже не заметили, как пролетел целый час.
Вышли у Каменухи.
– Если ты пойдешь в коммуну, я тогда не пойду. Может статься, там твой отец, выйдет нехорошо… Я домой. Ты вечером окажешься в Двуречье? – спросил Шаоань.
– Я бы хотела, но завтра у меня уже уроки. Мне нужно возвращаться сегодня в город, я не смогу поехать в деревню. Когда дело будет сделано, я попрошу Бай Минчуаня подбросить меня до города. Будь спокоен, я справлюсь.
Договорив, Жунье вытащила из кармана конверт и сунула его руку Шаоаню.
– Зачем ты отдаешь мне распоряжение? – спросил он. – Ты что, не собираешься идти с ним к председателю Баю?
Не успел он закончить говорить, как Жунье улыбнулась и побежала прочь. Шаоань быстро посмотрел на конверт и понял, что это не распоряжение. Он недоуменно вытащил из конверта записку и увидел только два предложения:
Шаоань остался стоять на дороге как громом пораженный.
Он повернул голову и увидел, что Жунье уже прошла по улице и исчезла за отделом снабжения и сбыта. Она отправилась отдавать распоряжение Тянь Фуцзюня о судьбе невезучего Маньиня председателю, а затем нужно было возвращаться в город.
На холмах, поднимавшихся вверх от Каменухи, было пусто. В небе над ними тянулся с юга клин диких гусей. Они летели на север с радостными криками.
Глава 8
Шаопин с трудом одолел первую половину учебного года. И вот началась вторая – а жизнь его и не думала меняться. Бóльшую часть времени он так же грыз свой черный хлеб и по‑прежнему не мог порадовать себя даже скудной прибавкой категории «В». Стоило начаться учебе, как Шаопин засомневался, что сможет выдержать два года. Он думал поучиться хотя бы две четверти, а потом вернуться в деревню и, может, стать бухгалтером в бригаде или еще чего. Это было вполне нормально – и не было нужды тянуть из себя все жилы.
Но вот началась новая четверть – и Шаопин опять оказался за партой. Ему не хотелось бросать все на полпути. Была и другая причина, о которой нельзя было никому сказать. Причиной этой была Хао Хунмэй.
За последние шесть месяцев они стали друг другу совсем не чужие – общались и не чувствовали стеснения: обменивались книгами, улучив момент, болтали по душам. Не только Сунь Шаопин и Хао Хунмэй, но и другие их ровесники уже вышли из того возраста, когда противоположный пол «совершенно не интересует», – теперь они надеялись привлечь чужое внимание и, быть может, даже «подружиться». Пожалуй, это была еще не совсем любовь. Впрочем, молодых людей их возраста пугало любое преждевременное сближение – казалось, что оно, несомненно, отразится на учебе и здоровье.
Школы в те годы не имели упорядоченную систему. Сама учеба в них стала необязательной: ученики целыми днями занимались какими‑то непонятными мероприятиями, шумели и бузили на школьном дворе. Нагрузки не было никакой. Через два года такой веселой жизни все они должны были разъехаться по домам. Кто из них, семнадцати – восемнадцатилетних, мог провидеть, что ждет их в будущем? Даже старые революционеры, повидавшие на своем веку немало кампаний, не понимали, что ждет их в будущем. А большинство просто думало, как свести концы с концами.
Хотя Шаопин частенько голодал и ходил в обносках, хотя он и чувствовал себя порой хуже других, но существование верной подруги придавало его жизни вкус и смысл.
Постепенно он стал больше активничать в классе и прославился на все общежитие как прекрасный рассказчик. Шаопин не боялся больше высказывать собственное мнение и всегда бывал красноречив и убедителен. Если его не мучил голод, он ходил на баскетбольную площадку или играл в настольный теннис – даже взял первое место на школьном чемпионате по теннису, и школа наградила его «Избранными произведениями Мао Цзэдуна» и почетной грамотой. Шаопин был так счастлив, что несколько дней не мог успокоиться.
Из‑за этого он постепенно стал видной фигурой в классе. В прошлом полугодии Шаопина выбрали «начальником трудовых резервов». Сначала он очень бесился от этого и считал чистой издевкой. А потом подумал, что теперь, при «открытом образовании» вне класса, дел у такого начальника будет невпроворот, и с радостью взял на себя эту ответственность.
Его новая должность только звучала ужасно, но власти давала много. Полдня весь класс проводил на работах, и главным тогда становился не кто иной, как Сунь Шаопин. Он назначал всем задания и распределял работу, приносил из школы инвентарь и раздавал его. Самый лучший инструмент Шаопин всегда оставлял для Хунмэй. Сперва никто не замечал этого, но вскоре секрет Шаопина раскрыла хромоножка Хоу Юйин.
В тот день они расчищали поля на террасах. Когда Шаопин раздал мотыги, Юйин надула губки и отшвырнула железку:
– Зачем мне такая плешивая!
Шаопин посмотрел на нее, взбеленившуюся на глазах у всех, и сказал довольно грубо:
– Все одинаковые. Если тебе не нравится, приходи со своей.
– Да ладно, все одинаковые! Просто ты лучшие отдаешь своим любимчикам.
– Это кому же, интересно?
– Крале своей, – закричала Юйин.
Весь класс заржал. Некоторые повернули головы, чтобы посмотреть на Хао Хунмэй. Та уронила мотыгу, закрыла лицо руками и зарыдала. Затем, вся в слезах, побежала в общежитие.
Юйин, прихрамывая, вышла в центр образовавшегося круга, высоко вскинув голову. Она наслаждалась своей победой.
– На воре и шапка горит, – зло сказала она.
Унижение было страшное. Шаопин чувствовал, как гудит голова. Он схватил мотыгу и в порыве злости кинулся к Юйин, но его оттащили Цзинь Бо и Жуньшэн. Главные озорники класса ничего не боялись и заржали еще сильнее. Только когда пришел учитель, все утихомирились…
С тех пор «отношения» Шаопина с Хунмэй превратились в «секрет на весь свет». Они больше не решались часто общаться. Обоим было неловко, и оба стали делать вид, что не замечают друг друга в общественных местах. Они были в том возрасте, когда каждому легко было неосознанно винить другого, что тот создал всю эту дурацкую ситуацию. Где‑то в глубине души даже таилась обида.
Хромоножка достигла своей цели и чувствовала, что у нее есть все шансы стать новым героем класса. Она стала говорить нарочито громко и смеялась так, словно смех ее предназначался Шаопину, Хунмэй и им подобным.
