Одиссей в бинарном мире
– Как только произойдет избыточность данных, мы будем знать, что процесс завершен, – вдыхая полуоткрытым ртом, он издал какой‑то шипящий звук. – Одна из проблем, с которой нам пришлось столкнуться на ранних стадиях, заключалась в том, что не только суррогатное тело обучается, но и первичный хозяин взамен тоже получает информацию от суррогата – примерно шесть процентов от общего объема, причем эти проценты экспоненциально растут, в то время как исходящий поток от хоста уменьшается. Когда оба потока более или менее выравниваются, в течение некоторого времени они остаются стабильными, пока не начинается избыточность данных. На самом деле это очень опасно, – мрачно заявил он. – Именно в этот момент процесс должен быть прерван, иначе и хост, и суррогат начнут перезаписывать важную информацию. Если опоздать и не перекрыть хост, мозг пациента умрет, или у него будут чрезвычайно обрывочные воспоминания, если они вообще останутся. К счастью, у нас не было ни одного такого случая на людях, только на шимпанзе, парне по имени Пoнго‑Бонго. Я могу познакомить вас с ним, если хотите.
– Нет, спасибо, думаю… повременить, – вежливо отказался я.
Скривив губы, эксцентричный доктор отвел взгляд, будто преграждая путь своим словам и мыслям о возможной неудаче в моем случае. Затем он снова взглянул в мою сторону и продолжил:
– Во всяком случае нас постоянно контролируют очень серьезные организации, так что мы просто обязаны гарантировать безупречные результаты: мы не можем рисковать! Вам не о чем беспокоиться. Как я уже сказал, единичные инциденты произошли только во время испытаний на приматах и, основываясь на опытных данных, мы теперь знаем, на что обращать внимание. Кроме того, на сегодняшний день у нас тридцать пять успешно завершенных тестирований на людях! Ни единого провала, – заверил меня Анохин, сложив руки за спиной. – Итак, начнем ли мы с того, что сделаем вас номером тридцать шесть? – подытожил гений.
– Да. Давайте начнем и… покончим с этим.
Чем раньше это произойдет, тем лучше.
Он подошел к двери и открыл ее настежь.
– Только после вас! – сказал он, показывая рукой, что пропускает меня.
Когда я развернул инвалидную коляску к выходу, выражение лица доктора на секунду застыло.
– О, простите!
Он поспешил мне помочь, но я остановил его:
– Все в порядке, док. Не стóит! Я могу о себе позаботиться.
Но он уже перехватил инициативу.
– Ни о чем не беспокойтесь, молодой человек, – сказал он тихо, но уверенно.
Конечно, он хочет помочь, но я не прочь немного размять свои руки.
Покинув профессорский кабинет, мы очутились в лифте; спуск уходил глубоко под землю, но на сколько этажей, я не мог понять. Доктор Анохин исполнял роль временного лифтера, насвистывая что‑то вроде «Танца рыцарей» Прокофьева.
Он определенно умеет доставлять людям дискомфорт!
– Ну, вот мы и прибыли, – медленно произнес он.
Минуя недлинный коридор, мы очутились перед автоматическими дверями, которые пропустили нас в просторную лабораторию: она была заполненa людьми в синих передниках и хирургических масках.
– Привет, Адам, ты можешь заняться этим бравым парнем? – спросил доктор, обращаясь к неуклюжему молодому человеку.
Тот взглянул удивленно, но тут же подошел к нам:
– О, конечно, доктор Анохин!
– Я заберу его после фотограмметрии[1]. Пожалуйста, сделайте все побыстрее, – уже на выходе отдал распоряжения профессор.
– Конечно, все сделаем, не волнуйтесь, – заверил Адам.
Из‑за маски было трудно разглядеть черты его лица, кроме карих глаз и загорелого лба. Прядь черных вьющихся волос выбилась из‑под медицинской шапочки.
– Так вы и есть наш новый пациент? Добро пожаловать! Я Адам, – дружелюбно представился он.
– Спасибо! Я Виктор.
– Хорошо, Виктор, начнем с некоторых базовых проверок. Они должны быть вам знакомы и, вероятно, ничем не будут отличаться от тех, что делал ваш доктор, но только с применением других датчиков. Если вы почувствуете себя некомфортно, сообщите кому‑нибудь из нас, хорошо?
– Пойдет, – кивнул я. Но заметив, как профессионально и спокойно работала команда, я сомневался, что это потребуется.
– Хм… Давайте сначала побреем вас, иначе, боюсь, датчики не будут работать, – пробормотал он, осматривая кожу моей головы.
Адам подошел к ряду серых алюминиевых шкафов и, порывшись на полках, достал электробритву.
– Антон, принеси мне C2‑ки и B9‑ки! – крикнул он коллеге.
– Без проблем, помощь нужна?
– Сначала его надо побрить.
Холодный металл лезвий с громким жужжанием скользил по моей голове. Спереди назад, из стороны в сторону; пряди моих темно‑пепельных волос падали обиженными пучками на пол.
– Вот и все, готово!
Адам начал подсоединять датчики: на каждый висок – по синему, еще по два – на ушах. Дюжина красных покрыла мою голову и шею вдоль позвоночника и еще столько же – на руках и ногах.
– Адам, а какой смысл проверять мои ноги? – спросил я.
– Просто проверяю, есть ли еще какие‑нибудь нервные сигналы. Кажется, все подключено. Ну что, начнем?
Получив нужные данные, он перевез меня в небольшую комнату, окрашенную в зеленый цвет, с наглухо зашторенным окном. Все небольшое пространство было заполнено огромным количеством фотокамер разных размеров, и только в центре стояли стол с одиноким стулом. Среди аппаратуры я заметил сотрудницу, занятую настройкой объективов.
– Привет! И для чего вся эта аппаратура?
– Привет! Я буду анализировать ваши черепные структуры, – объяснила она, регулируя апертуру[2] самой большой камеры. – Собранные данные мы будем использовать для наращивания мягких тканей на суррогате после того, как правильно воспроизведем ваши черты лица. Вы же не хотите ходить с механической головой?
[1] Фотограмметрия – расширенный метод фотографии для изучения и измерения физического изображения.
[2] Апертура камеры представляет собой отверстие, через которое проходит свет.
