Одиссей в бинарном мире
Я был свидетелем пробуждения множества демонов, разных по форме и размеру, к примеру один из них был маленький говнюк, красиво рекламируемый как односолодовый виски или «Совиньон Блан»… А по факту – ничего, кроме внешнего лоска, за которым прячется лживая натура.
Слово «алкоголь», схожее по звучанию с «аль‑гул», означает по‑арабски «зверь» или «злоба».
Это никчемный маленький шельмец, но душевная привязанность к нему может расти быстрее, чем теленок на гормонах, если его вдоволь кормить. В отличие от других бесов, он пытается выдать себя за друга, делая вид, что делит с тобой все тяготы. С каждым глотком этот коварный боа обвивается вокруг тебя и шепчет в ухо непристойные слова, которые ты со смехом повторяешь. И вот уже через какое‑то время ты уверен в своем остроумии и привлекательности, убежден, что все вокруг покорены твоим обаянием, но он усиливает хватку. Рано или поздно его шуточные подзадоривания превращаются в злобные предложения, замаскированные подстрекательства.
Тебя оскорбили! – шепчет он.
Как ты можешь терпеть такое? – прошипит он и спустя время вновь начнет провоцировать: Эй, покажи, на что ты способен! Ударь его!
К этому моменту змий уже подавил голос разума и напрочь пережал голосовые связки.
Ну, ты же не трус?! Так докажи им, пусть знают!
И ты ничего не можешь с этим поделать – твоими поступками, мыслями, словами управляет другой, и, покоряясь чужой воле, ты покидаешь храм собственного я.
В конце концов все, что случилось, не твоя вина. Ты просто… много выпил.
Что касается моей матери, змий напевал ей на ухо колыбельные, и она забывала свое горе…
Было ли его пение достаточно громким, чтобы наступила тишина? Не забывал ли он объявить о своем уходе пульсирующей головной болью на следующий день?
Моя мама заслуживает лучшего. Лучшего друга, чем зеленый змий и, конечно, лучшего сына, чем я. Я должен был позвонить ей и приехать немедленно!
– Привет, мам, – поздоровался я, а она все продолжала смотреть куда‑то перед собой пустым взором. – Ма? – повторил я, но ответа не последовало.
Я подошел к ней и крепко обнял.
– Ма, тебе не о чем беспокоиться, хорошо? – успокаивал я, но она продолжала молчать и только, слегка кивнув, прижалась ко мне…
Мне так хотелось, чтобы, увидев мою улыбку, ее сердце немного успокоилось!
Зашел мой отец и подошел к холодильнику: – Хочешь пива, Вик? – предложил он, вынимая охлажденное Weihenstephaner.
– Ты же знаешь, я не пью, – сказал я со вздохом.
– Да, правда…
После тирады против алкоголя, которую я позволил себе, было бы весьма лицемерным пропустить бутылочку вайского, но, с другой стороны, отказаться от хорошего пива после всего мною пережитого?.. И кто знает, что еще мне предстоит!
– А знаешь, давай!
Я принес бокалы и открыл бутылку зажигалкой, самым известным способом, – хлопок от пробки при этом звучит громче.
Легкий дымок ароматного ферментированного хмеля заструился вверх. Я разлил золотистый напиток по бокалам, и мы чокнулись.
Вспомнить бы, когда в последний раз я пил спиртное. И хотя в целом у меня искреннее отвращение к алкоголю, все же от первого глотка хмельного я получаю истинное удовольствие, ощущая, как дрожжевой вкус смягчает засевшую в голове горечь.
Не выпуская бокала, мой отец осторожно посмотрел на меня, потом тихо произнес зловещее «Хантингтон».
– Четыре года, это правда?
– Так говорит доктор, – подтвердил я.
– Докторá! – простонал папа. – Они сказали твоему дедушке, что у него остался год… рак. А он прожил больше двадцати!
– Да, помню, ты мне рассказывал.
– И ты проживешь больше двадцати, Вик.
– Хмм, надеюсь…
– Конечно же, проживешь, – подбодрил меня отец. – Как же он тебя называл‑то?
– Ну, не знаю, не так много…
– Казак, – прервал он меня, слегка повышая голос. – Виктор – казак! Так всегда называл тебя твой дедушка!
– Что же теперь будет? Они собираются оперировать тебя или?.. – неожиданно вмешалась мама.
– Мам, это генетическое и не поддается никакому лечению, – вяло и с неохотой повторил я слова Кокса.
В этот момент наши с Несс взгляды встретились; она пыталась что‑то добавить, но мой отец опередил ее:
– Они же не собираются сидеть на задницах и ничего не делать, верно?
– Мне могут назначить только то, что помогает против симптомов, – вздохнул я, глядя в свой бокал. – Паллиатив, как они называют.
– И это все? – простонал он.
– Да, это все, что они могут сделать.
– Нет, не все, – в разговор вмешалась Несс. – Я читала в интернете об экспериментальном лечении… Я не всё знаю об этом, но есть реальный шанс для излечения, – продолжала она с энтузиазмом.
Хотя я испытываю скептицизм ко всем, кто произносит слова «я читал в интернете», Несс не была среди них. Более того, я помню, что доктор упоминал нечто в том же духе.
– Ну, да, доктор сказал, что есть надежда на излечение в будущем, – признался я, сгибая пальцы.
Это было именно то подтверждение, которое она хотела услышать. В то время как я был довольно небрежен с призрачным «возможно», Несс думала иначе.
Ее глаза засветились и слегка расширились от возбуждения. То, как она сжала губы в уверенной, дерзкой улыбке, означало, что она загорелась надеждой.
– Когда ты идешь в больницу? Я имею в виду, на проверку, – спросила Несс.
– Через месяц, но я еще не успел назначить точную дату и забрать лекарства, которые прописал доктор.
При упоминании слова «лекарства» моя мать пришла в отчаяние.
– Господи! – воскликнула она, опрокинув бокал. – Только не эти проклятые наркотики снова! – Мама не замечала капающее на пол вино.
– Замолчи, Мария! Ты всегда говоришь глупости, когда выпьешь! – досадовал мой отец.
– Это правда, и вы знаете, что они не помогают! Это яд! Они просто экспериментируют на нас! Кто знает, черт возьми, что они кладут в эту химию? – выпалила она, пристально глядя на фотографию моей сестры на обеденном столе.